ВАЛЕНТИН КУЛИКОВ

УЗНИК БЕССМЕРТИЯ

(Фантастическая повесть)

ПРЕДИСЛОВИЕ РЕДАКТОРОВ ПЕРЕВОДА

Как многие из Вас уже знают из сообщений газет, в прошлом году станции прослушивания космоса на волне межзвездного водорода зарегистрировали слабые сигналы, идущие, как удалось установить, из области вплотную примыкающей к центру Галактики. Сигналы отмечены одновременно двумя научными центрами, работающими по программе “СЕТI” - в Нью-Астре, штат Невада и в нашем подмосковном Пущине. Математическая обработка показала, что с большой вероятностью сигналы имеют искусственное происхождение. Были предприняты значительные усилия по расшифровке послания из космоса. И вот мы рады представить Вам первый отечественный вариант перевода! Надо сказать, что при переводе нашему большому коллективу лингвистов пришлось преодолевать

трудности зачастую отнюдь не лингвистические. Дело не только в том, что текст оказался скорее художественным произведением, чем научным трактатом. Изложение, как Вы видите, насыщено абстрактными понятиями и математическими формулами, странным образом вплетенными в художественную ткань повествования. Очевидно, синтез наук и искусств для цивилизации, пославшей сигналы - дело решенное. В связи с этим, всем математическим структурам, имеющим аналоги в земной науке, нами были присвоены названия, соответствующие этим аналогам, что, несомненно, облегчит понимание, но в дальнейшем может привести к недоразумениям. На этот риск мы пошли сознательно, так как основная работа по расшифровке еще впереди, а настоящее изложение можно рассматривать лишь как первый, черновой набросок перевода. Большие трудности представил также перевод имен собственных, встречающихся в тексте. После длительных обсуждений и горячих споров было решено переводить их “по смыслу” с привлечением различных фонетико-лингвистических соображений, то-есть так, как они “могли бы звучать” на одном из земных языков. Вряд ли достойно упоминания, что истинное их звучание установить практически невозможно. В заключение мы желаем Вам, читатель, интересных размышлений над книгой и скромно надеемся на прощение в случае Вашей встречи с какой-либо неточностью или несоответствием в тексте перевода.

ГЛАВА 1.

БЕЗРАЗЛИЧИЕ

Сознание возвращалось медленно. Все застилал сплошной туман какого-то неопределенного цвета. Если бы Росса спросили - черный туман или белый, он и тут затруднился бы найти верный ответ. Постепенно, без всяких усилий со стороны Росса в тумане зародилось какое-то движение, он начал сгущаться, темнеть, по краям же сгущения туман все более принимал вид странной стеклообразной массы, становился прозрачнее с каждой минутой. У Росса возникло ощущение, что он присутствует при рождении Вселенной. Да что там, он сам был эта Вселенная, это он сам рожал себя в мучительной боли. Впрочем, нет - боли не было, она пришла значительно позже, точнее, то, что он чувствовал вначале, казалось столь же туманным, как и серая пелена, застилавшая взор. Появилось, затем окрепло сознание того, что вот это темное сгущение в центре - вот это, нет, это что-то чужое, это не он! Так же незаметно, вкрадчиво пробрался холодок страха - и вдруг поднялся, захлестнул ледяной волной ужас неведомого. Что ЭТО ТАКОЕ? ЭТО было не похоже ни на что - и одновременно напоминало все сразу. Росс знал, что в ЭТОМ скрыты все темные силы мироздания, но иногда в этом чужом для него мире вдруг проглядывали знакомые черты близких, друзей, знакомых. Это было как предательство, и в отчаянии вселенная Росса, казалось, разрывалась от беззвучного крика.

Шло время, чужая Вселенная формировалась на глазах. Как-то вдруг, неожиданно, этот темный незнакомый мир разросся до размеров комнаты, да это и была, собственно, комната - темная, без единого окна, с низким потолком. Удивительно, как он не видел этого раньше! По комнате двигались какие-то фигуры. Их было много. Лица различались с трудом. Большинство из них были Россу совершенно незнакомы. Или это только казалось? Движение фигур продолжалось, над ним склонялись чьи-то лица. Чьи?.. Иногда Россу казалось, что вот это лицо он когда-то любил, вот тот - был его близким другом. Как давно это было!.. Да и было ли?.. Росс этого не знал. Знал он с очевидностью только одно - что все они ему глубоко безразличны. Они - чужие. Они - не он. Но кто же он сам? Вместе с вопросом пришло сомнение. Только что он точно знал: он - Росс, Росс Игл, но теперь это имя показалось ему таким же чужим, как и все в этой комнате. Очертания комнаты вдруг стали расплываться, чужая вселенная растворялась на глазах. Но в ней растворялся и сам Росс. Сознание судорожно цеплялось за ускользающие черты внешнего мира. Росс вдруг понял, что его спасение - в этой чужой вселенной, только в ней он может быть самим собой. Невероятными усилием Росс заставил туман сгуститься там, где только что были фигуры людей. Нет, они не были ему чужими, они стали ступеньками, по которым он выкарабкивался из обморочного тумана. И туман отступил. Чем больше Росс думал о людях в комнате, тем яснее для него становилось кто есть он сам. Да, вот Мари - его любимая.

“- Господи, значит я люблю!” Вот старый доктор Шув, “- Значит, я болен!” Память восстанавливала одно событие за другим.

Да, да - именно с этого тогда все и начиналось. С этого самого состояния - с безразличия. Как точно здесь слово отражает суть:

БЕЗ-РАЗЛИЧИЕ есть полное отсутствие различий. Но то, что не различно, то одинаково! Вместо “мне безразлично” часто говорят: “ мне ВСЕ РАВНО”. Люди, подходившие ко мне в этой темной комнате были мне базразличны, я не различал их друг от друга, они были для меня ОДИНАКОВЫ! Кажется, есть еще слово для обозначения подобного... Вспомнил, это слово - симметрия! У этого слова свои преимущества, оно, например, тесно связано с языком математики. Говорят, что две вещи симметричны, если они в чем-то сходны между собой, одинаковы, как одинаковы половинки шара, капли воды, которые “как две капли похожи...”, перчатки - правая и левая, наконец, мы сами и наше отражение в зеркале также симметричны. Чужие в комнате казались мне одинаковыми, значит они были для меня симметричными: замени мне одного из них на другого, я бы никогда не заметил подмены! Правда, в одном отношении я их, во всяком случае, различал - их было много и они находились в РАЗНЫХ углах комнаты. Значит, симметрия была не полной. Но ведь раньше я не мог даже выделить отдельные фигуры из общего фона комнаты - следовательно, ранее состояние моей “вселенной” было более симметричным! А еще раньше? Тогда я ведь не видел, НЕ РАЗЛИЧАЛ - вообще ничего! Не отличал черного от белого, не выделял даже самого себя - целиком растворился в этой абсолютной неразличенности! Абсолютное сходство всего со всем - АБСОЛЮТНАЯ СИММЕТРИЯ! Но ведь тогда, в самом начале не было ничего, ВООБЩЕ НИЧЕГО! Да, видимо, так и должно быть - абсолютная симметрия есть, вообще, отсутствие чего бы то ни было, есть АБСОЛЮТНОЕ НИЧТО! Это и есть тот самый нуль, с которого все начинается... Именно с этого тогда все и началось.

Гигантский сверкающий шар Вселенной величественно плыл в пространстве... А такой ли уж он был гигантский? Гигантский по сравнению... По сравнению с чем, собственно? Не с чем его было тогда, в начале всего сущего сравнивать... Не был он, значит, ни большим, ни маленьким, не существовало таких различий вообще... Сверкающий... Какое там, тогда свет от тьмы не отличишь! Кстати, почему именно шар? Как наиболее симметричное тело? Но ведь еще не возникло различие между телами симметричными и всеми остальными! С равным успехом Вселенную при ее рождении можно представлять и в форме, скажем, гиппопотама! Итак, гиппопотам Вселенной величественно плыл... Ну, насчет “величественно”, так даже и в наши, куда как постаревшие времена и то: “от великого до малого - один шаг”, а что касается “плыл”... Почем знать, может как раз стоял - относительность движения и покоя - тоже вид симметрии. В пространстве же этот самый гиппопотам “плыл”, или еще где - вопрос совсем темный... Да и было ли оно тогда, пространство то? Чем от времени отличалось?.. То-то!

Да, похоже все и было так, как при рождении моей вселенной, вселенной, имя которой: Росс Игл... Ну что ж, каждый из нас - индивидуальность, каждый - вселенная. Нам бы только родиться, отличить свет от тьмы, выйти из этого проклятого состояния безразличия! Почувствовать, наконец, боль и радость бытия! Ну, кто рискнет? Да, да, вот именно, кто первый? Что же вывело меня из прострации, ведь из нее не видать никакого выхода? Уж что-что, а безразличие-то вполне способно само себя поддерживать и даже укрепиться в своем безразличии...

Вдруг вспомнился тот долгий зимний вечер, когда я, тогда еще не посещавший монастырскую школу маленький мальчик, впервые взял в руки учебник физики, забытый кем-то из друзей отца. Благодаря отцовским усилиям, читал я к тому времени уже вполне хорошо, родителей что-то долго не было, и я, обалдевший от скуки до одури, прямо-таки с головой бросился в темный омут непонятных слов и длинных формул. Большинство из написанного так тогда и осталось для меня тайной, но именно эта таинственность, непонятность физики и приковала меня к этой науке на всю мою жизнь. По гроб останусь я благодарен своим близким, что оставили они меня в тот вечер скучать одного.

Счастливые времена неведения! Какой светлой и безоблачной казалась жизнь на нашей прекрасной Тале! Как захватывающе здорово было маршировать, пристроившись вместе с другими мальчишками в хвосте красочной колонны до зубов вооруженных Гвардейцев-тальянцев, или летними вечерами, затаив дыхание, встречать подавляюще величественный восход Чужой! Позднее, в монастыре за одно это слово можно было заработать двое суток карцера. Официально наша соседка по планетной системе именовалась Агрой, именно к ней были обращены все молитвы, и восход ее полагалось приветствовать, преклонив колени. Точно так же, на коленях, затерявшись в празднично одетой толпе народа, встречали мы, мальчики монастырского возраста, разных сановников с Агры, наезжавших в наш захолустный городок отдохнуть от суеты метрополии. В этих случаях всем нам раздавали цветы из монастырского сада, и, брошенные руками дерей, они летели под гусеницы правительственных машин, медленно продвигавшихся сквозь веселый гомон толпы. Как хотелось хоть краешком глаза увидеть - какие они, эти таинственные агриане, властители Космоса и Духа! Но толстые до синевы стекла машин не открывали тайны.

Кроме физики, в монастырской школе больше всего меня привлекали уроки истории. Древний мир, бесконечные военные походы, возникновение огромных империй и их гибель под ударами варваров, великие диктатуры и слабые, нерешительные в своей демократии республики... Подробные биографии знаменитых Диктаторов, их путь к власти и счастью народов... Наконец, Смутное Время с его разобщенными государствами и враждой всех со всеми, вылившееся в Ядерную мировую... На Агре все было иначе. Относительно рано возникшее и все более укреплявшееся Единое Братство позволило бросить все силы на развитие науки. Космические корабли Братства бороздили просторы космоса во всех направлениях. И лишь мудрое вмешательство агриан во главе с их Великим Братом позволило, наконец, прекратить междоусобицу на Тале. Вот уже два столетия как наша планета под эгидой Братства процветает, не зная войн.

Шло время. Однажды, вернувшись домой, я не увидел отца. Глаза матери были заплаканы. Сдерживая то и дело прорывавшиеся рыдания, она рассказала, что он ушел накануне вечером и не вернулся... Такое случалось. Бывало, люди бесследно исчезали и средь бела дня, выйдя в лавку за продуктами или просто прогуляться. По городу ползли самые невероятные слухи о стаях голодных мутантов, рыскающих в окрестных степях. И зачем ему только понадобилось выходить из дома в такое время! Тогда вдруг подумалось: отец частенько уходил из дома по вечерам... Иногда с ним уходила и мать. Возвращались они, бывало, под утро, веселые, возбужденные... Куда они ходили? Ведь религия не одобряла ночных прогулок... На все мои вопросы ответ был один: подрастешь, узнаешь. И теперь мать не проронила ни слова.

Монастырское воспитание уже сказывалось, так что исчезновение отца я тогда воспринял с тем же безразличием, с каким мы все в то время относились к внешней жизни. Нас завораживала наука и - Агра. Величие этой голубой планеты влекло наши юношеские сердца неудержимо. Вгрызаясь в науку я пытался хотя бы немного приоткрыть завесу, скрывавшую тайну власти и величия Чужой. Бессознательно я искал в проглатываемых учебниках те смутные идеи и образы, что донесла моя память из глубин детства, те проблемы и их решения, к которым мне удалось когда-то прикоснуться, вглядываясь в таинственные строки старого учебника физики. Искал, - и не находил...

ГЛАВА 2.

РАССВЕТ

Медный таз солнца медленно выкатывался из-за горизонта. Под легким дуновением ветерка трава в степи заволновалась, зашелестели, побежали к солнцу ее серебристые волны... Нет, это внесли лампу, а шелестит халат на девушке, что подошла к моей кровати... Он ей решительно не идет, почему она не надела мое любимое? Господи, о чем это я, ведь это она, моя Мари! Она что-то шепчет... Почему я ничего не слышу?! Дайте же сказать... Наверное, мне нельзя говорить... Что со мной? Опять этот туман...

Вначале было слово... Кто это сказал? Да это же... А, неважно! Скукота одолевает... Сидел, сидел Господь Бог, скучно стало - взял, да и сотворил вселенную... От скуки чего не сделаешь! Все равно ему было, хочу - сотворю, хочу - нет. БЕЗРАЗЛИЧНО. Я-то сам физикой тоже со скуки занялся! Ну, я это я, а вот Господь... Впрочем, как раз гипотеза Бога тут ни к чему! Так, значит само по себе БЕЗРАЗЛИЧИЕ - это абсолютное НИЧТО как-то раз взяло, да и ... Ну и ну! А что - в самом деле, почему бы и нет? Безразличие, если оно абсолютно, есть, в частности и отсутствие различия между ним самим и тем, что от него совершенно ОТЛИЧАЕТСЯ! Но ведь нет ничего, кроме самого БЕЗРАЗЛИЧИЯ, значит оно в себе содержит отличное от себя самого, содержит в себе РАЗЛИЧИЕ. Абсолютное НИЧТО есть отсутствие всего, в том числе и отсутствие самого себя, то-есть, отсутствие НИЧТО! НИЧТО уничтожает самого себя, тем самым порождая НЕЧТО. Самая совершенная, идеальная симметрия разрушает сама себя! Парадокс? Да, кажется, нет. Природа есть причина самой себя. Уже в самом начале бытия, в начале существования Вселенной НИЧТО содержало в себе НЕЧТО, безразличие имело в себе различенность, симметрия была нарушена. Но, раз в самом начале ничего, кроме этого не было, то был и переход от ничто к нечто, от отсутствия различий к их появлению. Что это было? Моя вселенная рождалась из тумана неопределенности, движение его приводило к сгущениям в одних и разрешению в других местах. ДВИЖЕНИЕ! Вот что рождало различия, формировало тела во Вселенной! Переход от ничто к нечто есть рождение, движение материи, переходящей из одного состояния “ничто” в новое состояние “нечто”! Саморазрушение симметрии есть движение, рождение новых различий, а, значит и новых явлений! Обратный переход - исчезновение, смерть.

Такие вот переходы материи из одного состояния в другое, всевозможные виды преобразований и изменений физики называют ОПЕРАТОРАМИ. Переход от ничто к нечто есть оператор рождения, переход же от уже имеющегося нечто к ничто - оператор гибели, уничтожения. Этот последний называется обратным по отношению к первому, так как оба эти перехода, взятые один за другим, представляют полный цикл - от рождения до гибели. Началом и концом всего сущего служит ничто, небытие. Как все просто в математике... Назвал - и пользуйся! Оператор рождения и оператор смерти, оператор любви и оператор ненависти... “Оператор несчастья является обратным по отношению к оператору счастья!” И, главное, вполне современно: хочешь быть счастливым, примени оператор счастья... И без лишних эмоций: - не убил, а подействовал оператором смерти... Оператор смерти... Той роковой ночью отец на себе испытал его действие... Впрочем, может быть, ему повезло, и он прожил лет на пять больше... Урановые рудники Седьмой никого не щадят. Как бы то ни было, тогда я не терзал себя подобными вопросами. Была весна, и, вместе с другими мальчишками из нашей кельи мы повадились забираться далеко в выжженную степь, туда, где, как говорили, громоздились руины Старого города. В тот день мы вышли особенно рано и ушли так далеко, что от нашего городка над горизонтом видна была лишь башня интерпланетки - межпланетной связи. День был прекрасный, степные травы послушно ложились под нашими ногами, и усталости мы не чувствовали. За веселым разговором, мы не заметили, что характер местности вокруг изменился - она стала холмистой и обзор сильно ухудшился. Вдруг Кос, шедший впереди, резко остановился. Трава в этом месте была по пояс и, полускрытый растительностью, из земли торчал столб из старого выщербленного бетона. “Тут надпись!” - и все разом бросились к столбу, так, что стукнулись лбами. Надпись была странной и пугающей: “ОПАСНОСТЬ СМЕРТИ. ПРОХОД ЕСТЬ ЗАПРЕЩЕН”.

После небольшой перепалки все же было решено идти дальше. Трое мальчишек, предлагавших вернуться, получили клеймо трусов и понуро плелись в хвосте. По мере продвижения вглубь запретной территории страхи усиливались. Вспомнились слышанные от взрослых рассказы о мутантах, о том, что по ночам воздух над Старым городом светится... В том, что мы приближаемся именно к этому, одному из многих рассыпанных по Тале мертвых городов, не сомневался никто.

Кос предложил взобраться на вершину довольно высокого холма неподалеку. Запыхавшиеся от быстрого подъема и толкая друг друга локтями, мы взобрались на его плоскую вершину - и замерли в оцепенении. Внизу, прямо от подножия холма, на котором мы стояли, и до самого горизонта тянулись правильными рядами, вставали на дыбы, громоздились друг на друга стены домов с мертвыми, пустыми проемами окон...

Не меньше часа простояли мы на вершине холма, не решаясь спуститься. Вид города наводил ужас. От одной мысли о том, чтобы ступить на его мертвые мостовые начинали шевелиться волосы на голове. Мы вглядывались в застывшую на веки бетонную зыбь до боли, до рези в глазах, тщась подметить хотя бы легкое движение в этих руинах. Но Старый город молчал, он был мертв, и ничто не нарушало его покоя.

Не знаю, как это произошло, но я начал спускаться с холма первый. Позднее я думал, что такая неожиданная для меня решимость была вызвана недавней смертью отца. Подсознательно его гибель связалась у меня в голове с этим мертвым городом - может, я надеялся найти там его следы? Сбежав с холма на одном дыхании вдруг как-то сразу мы обнаружили, что под ногами уже не сухая степная земля, а потрескавшиеся плиты мостовой. Улица начиналась сразу от подножия холма, над головой уже поднимались пустые громады зданий, по сравнению с которыми холм, с которого мы только что спустились, показался совсем-совсем маленьким. Теперь этот холм вдруг стал таким родным, мы не могли отвести от него взор, боясь взглянуть в темные глазницы домов.

Сбившись плотной стайкой, так что каждый слышал неровное дыхание товарищей, мы медленно двинулись по улице, обходя то и дело встречавшиеся завалы из кусков бетона. Мох, заполнявший многочисленные трещины в мостовой, скрывал звуки наших шагов. Довольно скоро, однако, мы убедились, что тишина в городе была обманчивой. В развалинах то и дело слышалась какая-то возня, писк, даже что-то похожее на бормотанье, но как только мы останавливались, чтоб унять дрожь в коленках, все шумы замирали, и воцарялась тишина, нарушаемая лишь подвыванием вдруг поднявшегося ветра.

Солнце начало клониться к закату, и вместе с уходящим днем уплывали последние остатки нашей смелости. Наконец, мы, не сговариваясь, как по команде, повернули назад и почти бегом преодолели расстояние до подножия холма. Вслед нам в развалинах, казалось, хихикали.

Страх гнал нас вплоть до проходной монастыря, куда мы добрались уже поздней ночью. Лишь в келье мы смогли облегченно вздохнуть. За эту ночную прогулку монастырский Гуру прописал нам сутки карцера.

Непостижимым образом связавшиеся у меня в голове события: смерть отца и открытие нами мертвого города неожиданно для меня самого стали тем рубежом, что отделил прежнего безмятежного Росса-мальчишку, породив нового человека - Росса-взрослого, и этому вновь рожденному частенько даже трудно было себе представить, что прежний Росс и он сам - одно и то же лицо. Впрочем, симметрия этих двух Россов была налицо: сходство внешности, голоса, привычек... То, что эта симметрия нарушена, заметили лишь близкие друзья.

Любопытно, что эти события, послужив переходом от “старого” Росса к “новому”, фактически, явившись оператором рождения Росса-взрослого, естественным образом оказываются и тем соединяющим звеном, которое доказывает единство, родство обоих Россов. Без этого звена, как и без любого другого, цепь событий, составляющая жизнь человека оказалась бы разорванной. Таким образом, оператор рождения нового Росса есть прямое выражение неизменности самого Росса! Такие операторы, переходы, соединяющие два сходных, симметричных состояния одного объекта, называются операторами симметрии или, иначе, преобразованиями симметрии. Теперь оказывается, что эти операторы, фактически, будучи операторами рождения нового, отличного от старого состояния объекта, являются одновременно и теми операторами, что нарушают ТУ ЖЕ симметрию! Суть этого явления уяснили еще древние философы, говоря, что любая граница не только разделяет, но и соединяет. Операторы, переходы как раз и являются такими границами.

Классический пример симметрии - симметрия сферы по отношению к вращениям в пространстве. Преобразованиями симметрии являются вращения сферы на произвольный угол вокруг оси, проходящей через ее центр. При таких вращениях сфера всегда совпадает сама с собой, то-есть, имеет место симметрия. Но если спросить, чем отличаются в этом случае различные сферы, то ответ лишь один: различными способами поворота, то-есть, те самые операторы поворота, что выражают симметрию сферы являются единственными ее нарушителями!

Я чувствовал, что здесь зарыта большая собака... Жизнь часто преподносит нам неожиданные сюрпризы. Случается, они оказываются и приятными. Именно этот, столь редкий род подарка получил я через несколько дней после путешествия к Старому городу. Произошло это на уроке математики.

Наш Гуру по математическим дисциплинам был сухим старичком в толстых очках-линзах, увеличивавших так сильно, что глаза его казались непомерно огромными, как у навозной мухи. Его так и звали между собой ученики - Муха. Так вот, стоял этот Муха на кафедре в своей засаленной до радужного блеска рясе и, тихим таким голосом, очень размеренно вещал что-то из абстрактной алгебры. Никто его, собственно, не слушал, да и мудренно было бы услышать: - шум в большой монастырской зале стоял такой, что даже на первых лавках слова Гуру разбирались с трудом. Сам он, ко всему прочему, был глуховат, и потому не предпринимал никаких мер к наведению порядка. Я, к счастью, как раз сидел на первом ряду, так как опоздал к началу и вошел в залу последним. Не сразу, но довольно скоро, я почувствовал, что Муха говорит что-то очень близкое к тому, о чем я раздумывал все последнее время. Как я узнал позднее, это была абстрактная теория групп.

“Группой, - ровно жужжал Муха, - называется множество некоторых объектов, вместе со способом их попарного комбинирования таким, что комбинация двух произвольных объектов из этого множества есть обязательно объект (элемент), принадлежащий тому же множеству. Способ комбинирования объектов называется групповым (абстрактным) умножением элементов группы...”

Так, значит, если a и b - элементы группы, то a · b = c и c - тоже элемент той же группы... Любопытное условие замкнутости “коллектива”! ”...Кроме того, в группе обязательно должен быть единичный элемент (единица группы), комбинирование которого с произвольным элементом группы приводит к тому же самому элементу, то-есть, не изменяет его...” Понятно, если e - единица, то a · e = a. Совсем просто! “...Последним обязательным условием является наличие в группе для каждого элемента a элемента ему обратного a^-1, то-есть, такого, комбинация которого с данным элементом дает единицу группы...”

Вот это да! Элементы, обратные элементы, - а нельзя ли операторы считать элементами некоторых групп?

“...Наиболее широко распространенным примером групп являются группы операторов (преобразований) симметрии...”

Ай да Муха! Прямо в десятку!.. Значит, математики описали бы рождение Вселенной из Ничто группой всего из двух операторов: оператора рождения и оператора гибели, обратного оператору рождения... Да, в группу должна еще входить единица - она, по определению, равна произведению этих двух операторов... Ну, конечно, тогда в качестве группового умножения может быть взято лишь объединение этих взаимообратных переходов-операторов в один, в единый процесс. Этот процесс-оператор и будет единицей группы, ведь гибель здесь - это гибель всего того, что родилось. От чего шли, к тому и пришли - значит, такая комбинация и дает единичный оператор. Формально это выглядит, примерно так: b·(a·a^-1)=b, значит

a·a^-1=e - единица. Постой, но если мы определили умножение как последовательность, объединение переходов, то, что такое два оператора рождения, взятые подряд?

Прервав мои мысли, звон колокола вазвестил время обедни.

ГЛАВА 3.

РОЖДЕНИЕ И СМЕРТЬ

Таинство богослужения всегда производило на меня большое впечатление. Пение певчих, поднимающееся все выше к темным сводам храма, торжественные звуки органа, льющиеся с космической высоты обители богов и, одновременно, идущие из самых глубин человеческой души... Как знать, может быть именно это ощущение близости Космоса и толкало меня на мучительные и часто бесплодные раздумья о начале всего сущего, на поиски средств достижения космических глубин?.. Еще мальчишкой отошел я от религии, но звуки божественных гимнов волнуют меня до сих пор.

Местом отправления большинства будничных, так сказать, текущих религиозных обрядов вроде обедни, в монастыре, к которому мы были приписаны как ученики, служил маленький церковный флигель во внутреннем дворе. В тот день, однако, поиски старого выпивохи ключника не увенчались успехом: он как в воду канул. Найти его, верно, можно было в одном из многочисленных питейных подвальчиков Нижнего города, но эти чистюли, церковные служки не слишком-то любили заглядывать в этот район ночлежек и воровских притонов. Как бы то ни было, ключи напрочь отсутствовали, а на дверях флигеля-молельни красовался огромный ржавый замок времен Смуты. И вот - мы в органном зале, в самом сердце Главного храма, и мощный голос органа звучит, сливая десятки наших мальчишеских душ в единое, нераздельное.

Кроме нас в храме еще две небольшие группки людей, одна ближе к алтарю, другая - в дальнем углу зала. В одной, мы знаем, отпевают покойника, в другой - освящают только что родившегося младенца. Оба эти обряда всегда совершаются вместе. Почему? Не нам судить, так уж заведено. С незапамятных времен. Рождение и смерть... Что в них общего? К чему соединять несоединимое? Несоединимое... Несоединимое? Постой, но ведь в природе если что-то одно рождается, то что-либо другое обязательно исчезает, умирает... Вещи не исчезают, они лишь переходят в другие вещи. Но ведь это же означает, что исчезновение всегда есть одновременно и рождение! Так вот в чем смысл древней традиции, освященной веками!

Словно пелена упала с глаз и в тихий мир размышлений торжествующе ворвались звуки органа. Это был апофеоз. Праздник победы жизни над смертью и... конец обедни.

Сидя в трапезной над миской давно остывшей похлебки я додумал мысль до конца. Действительно, если тогда, в начале всего сущего, появление первых, пока еще совершенно неопределенных различий в первичной неразличенности, то-есть, появление нечто из ничто, можно считать рождением, то поскольку не было пока еще ничего кроме этих самых нечто и ничто, рождение чего-то из нечто должно было быть его уничтожением, рождением ничто, то-есть, возвратом к первичной неразличенности. Круг явно замыкался. Рождение есть смерть. “Все там будем...” Странность этих мыслей не давала мне покоя. В то же время их справедливость была очевидна. Но, черт побери, еще более очевидно, что смерть - нечто прямо противоположное рождению! Как же все это понять?

Разгадка пришла неожиданно и легко. Ведь и рождение и уничтожение - прежде всего переходы, преобразования материи, операторы! Но в таком случае, прежде всего они должны преобразовывать самих себя! Уничтожив уничтожение, мы получим нечто ему противоположное, то-есть рождение, а рождение, в свою очередь, вряд ли может породить что-либо кроме уничтожения... Значит, два оператора рождения, взятые подряд, дадут нам оператор уничтожения, и, наоборот, два оператора уничтожения есть оператор рождения. Любопытная алгебра жизни и смерти!

Ну, а почему, собственно, исчезновение дает именно рождение, а не что-нибудь другое, скажем, то же ничто, отсутствие чего бы то ни было?” - возникло вдруг в голове. И тут же, торжествующе: “Да потому, что ничто можно получить, лишь уничтожив то самое первичное, почти бесформенное нечто, которое, в свою очередь, возникло с исчезновением ничто. Исчезновение же само по себе есть нечто третье, отличающееся как от ничто, так и от нечто, оно есть ни то и ни другое, оно - переход между ними, соединяющий, но и разделяющий их, граница нечто и ничто. Значит и исчезнуть он мог лишь породив что-то отличающееся как от них самих, так и от себя! Это что-то - оператор рождения!

Непосредственных следствий этих абстрактных размышлений оказалось несколько, и первым из них был застывший суп, превратившийся, в полном соответствии с законами природы, в совершенно несъедобное мессиво. Другим следствием была дико разболевшаяся голова, что автоматически привело к прекращению дальнейших мыслительных усилий.

Прошло несколько дней. Близился большой праздник: день рождения Великого Брата. На эти дни, а их было два, и наметили мы давно уже задуманное исследование Старого города. Идти было решено с ночевкой: как ни страшно нам было, другого выхода не существовало - слишком долгий предстоял путь, а нужно было еще оставить время и на сам город. Чем меньше, однако, оставалось дней до выхода, тем все более редкими становились ряды отважных исследователей. У всех появлялись какие-то неотложные дела, родители вдруг становились на редкость суровыми и непреклонными или заболевали различными трудноизлечимыми болезнями. Кончилось дело тем, что в поход готовы были отправиться лишь двое: заводила Кос, отчаянный парень, которому отступить не позволяла его собственная незапятнанная репутация человека, готового на любые авантюры, и, как это ни удивительно было для меня самого, я, Росс Игл, собственной персоной. Так или иначе, еще не выступив, мы уже входили в легенду, а наши имена были запечатлены золотыми буквами в ненаписанных скрижалях местной истории.

Время в пути протекло незаметно. Дорога была уже знакомой, и мы с Косом шли быстрым шагом, почти не разговаривая. Вот и знакомый столб с надписью:

“ОПАСНОСТЬ СМЕРТИ. ПРОХОД ЕСТЬ ЗАПРЕЩЕН”.

И опять мы не могли оторвать глаз от выщербленных годами букв. Вот и Старый город лежит перед нами, уставившись муртвыми глазницами окон, и вновь под его взглядом шевелятся волосы на голове. Пока сохранились остатки смелости - скорее вниз!

На этот раз Кос опередил меня и его фигурка, быстро уменьшаясь в размерах, скатилась вниз по склону холма. Догнав его, вижу, что он бледен как мел: “Что ты так долго?...” Отвечаю, что шел сразу вслед за ним. “Ну, пойдем”.

Идем быстро, взявшись за руки. По сторонам не смотрим. Перед глазами лишь плиты разбитой мостовой. Вперед, только вперед! Вдруг бетон мостовой встает на дыбы. Завал. Карабкаемся по рваным глыбам, срывая в кровь руки. Дальше опять дорога становится сносной. Снова завал.

Часа через полтора такой исступленной борьбы с звалами и километрами бесконечных улиц на нас наваливается, наконец, долгожданная усталость. Долгожданная, потому что теперь мы уже можем без содрогания смотреть на обступившие нас со всех сторон развалины зданий. Теперь все равно. Теперь можно. Вот дом с колоннами. Точнее, просто колонны, от самого дома не осталось ничего, кроме груды кирпичей. Вот половина пятиэтажного здания. Другая половина срезана начисто, словно бритвой. Все квартиры, комнаты - как на чертеже в разрезе... Вот площадь. Посередине памятник кому-то. Без головы. Бронзовый идол по пояс в траве: там, наверное, был цветник. Площадь вся завалена грудами ржавого железа: автомобили. Над площадью - обрывки железобетонной эстакады, видно автодороги второго яруса. И снова тянется улица с ее бесконечными ответвлениями, перекрестками. И вновь развалины, груды бетона и стекла; иногда вдруг - целиком сохранившееся здание, как чудом уцелевший цветок на атомном полигоне.

Мы шли и шли, а город все не кончался. Улицы становились шире, но завалы встречались все чаще, все меньше попадалось уцелевших строений. Стало темнеть, пора было подыскать место для ночлега. Ни я, ни Кос, правда, и не надеялись уснуть ночью в этом жутком месте, но очень хотелось хоть немного обезопасить себя на время ночной охоты хищников, которых было полно в окрестных степях. О мутантах лучше было бы вообще и не вспоминать. Ими пугали маленьких детей, а мы считали себя уже вполне взрослыми людьми. Короче, нам нужен был дом, и дом появился.

Он стоял, возвышаясь на добрых тридцать этажей, так что мы заметили его еще издали. Как он устоял, было совершенно непонятно, вокруг, насколько видел глаз, расстилались сплошные руины. Вид одинокого здания притягивал, и мы невольно направились к нему, ускорив шаг. Мрачная громада казалась совсем близкой, однако, как всегда бывает в таких случаях, это впечатление оказалось обманчивым. К подножию строения мы добрались затемно. Здание стояло на площади, как ни странно, удивительно чистой - и не было видно ни обломков бетона, ни привычных уже искореженных останков автомашин. Давящую тишину нарушает лишь хруст стекла под нашими ногами, и отдается в ушах громом. Вот и подъезд, проходим прямо сквозь двери - видно, они были стеклянными. Внутри царит мрак. И вдруг яркая вспышка!...

Господи, это Кос зажег свой фонарик... Глаза понемногу привыкают к свету, и мы осматриваемся. Ага, вот и лестница, почти бегом поднимаемся по ней; выше, выше! На этажах луч фонаря выхватывает темные бесконечные коридоры, разбегающиеся в разные стороны, но сворачивать туда не хочется. Выше, выше! Все, дальше подниматься некуда. Последний этаж. Сворачиваем в боковой коридор, где тянутся ряды дверных проемов, в некоторых из них - скрученные, изорванные взрывной волной пластиковые двери. Они, видно, были выдвижными, как в фильмах о Смутном Времени. А вот и дверь, целиком вдвинутая в стену. Может быть она сохранилась, стена должна была защитить ее... Та же мысль, видно, мелькнула и у Коса, он схватился за дверь обеими руками и рванул на себя. Дверь подалась и со скрежетом стала закрываться! Ура. Теперь - что же за дверью? Небольшой коридор, ванная комната, туалет и, наконец, луч фонарика осветил небольшую комнату с распахнутым настежь окном. Оконные ставни, несомненно, целы, ведь они, по счастливой случайности, не препятствовали взрывной волне. Сохранилась даже кое-какая мебель... Невероятно! Несгораемый пластик, очевидно...

Вдруг обоих пронзила одна и та же мысль, и мы, не сговариваясь, ринулись обратно в узкий квартирный коридор. Соединенными усилиями дверь захлопнута, щелкнул магнитный замок. Это через столько-то лет! Здорово работали наши предки!

ГЛАВА 4.

ВРЕМЯ НА ЖИЗНЬ

Нас разбудили мощные удары в дверь. (Как нам вообще удалось заснуть тогда - до сих пор остается для меня тайной, но факт есть факт - тесно прижавшись друг к другу, мы с Косом крепко спали на доисторическом диванчике, а в дверь ломились...)... Раздался удар потрясающей силы, и дверь не выдержала. Вместе с ужасающим скрежетом разрываемого пластика в комнату ворвались странные гортанные выкрики, какое-то бормотанье, фырканье, чьи-то тяжелые вздохи... Топот многочисленных ног заполнил пространство. Во тьме (ставни были закрыты) звуки то приближались, то удалялись; вот совсем близко - неровное, хриплое дыхание, пахнуло какой-то кислятиной, смрадом, черт знает, чем, и - я никогда не думал, что могу так кричать - крепкие пальцы впились ногтями в мою лодыжку, влажные, липкие ладони обхватили тело, отрывая от бившегося в истерике Коса...

Протолкнув сквозь пролом в двери, так, что острые края пластика разодрали в кровь тело, нас поволокли бесконечными темными коридорами, разбитыми лестницами, то спускавшимися в подвалы, где хлюпала вода и пахло плесенью, то нависающих карнизами, вьющимися по стенам домов над мрачными ущельями улиц. Я уже не кричал - отбиваясь, пытался кусаться, и рот был забит шерстью нападавших. Изредка, когда нас выволакивали на открытое пространство, я различал впереди фигуру Коса, его тащили два здоровенных существа. Голова его болталась, видно он был без сознания.

Наши похитители отличались завидной ловкостью: в кромешной тьме они быстро продвигались вперед, каким-то непонятным чутьем находя дорогу, преодолевая завалы, перепрыгивая иной раз целые пролеты обвалившихся лестниц. И все это они проделывали, не выпуская нас из своих цепких объятий, совершенно невозмутимо, хотя я каждый раз, когда перед ними разверзалась очередная трещина, мысленно прощался с жизнью.

Светало. Судя по тому, что разрушенных строений попадалось все меньше, мы находились уже где-то на окраине города. Высокая глухая стена неожиданно перегораживает дорогу. По гребню стены, свисая с изоляторов, тянется колючая проволока. Впереди, по ходу, в стене виден какой-то проем: косматые существа, волочащие Коса, уже почти достигли его... Гортанный выкрик. Скрежет открываемой двери, и существа вместе с Косом исчезают в проеме. Вот и для меня толстая бронированная дверь осталась позади, но за ней оказалась другая, потом еще и еще... Слабо освещенная галерея пронизывала стену невероятной толщины. Стальные двери со скрежетом открывались при нашем приближении и захлопывались с глухим звуком как только мы вступали в следующую секцию галереи.

С лязгом распахнулась очередная дверь, но вместо полутьмы галереи нас встретили солнечный свет и яркая зелень деревьев. Строгие линии ухоженной аллеи вывели к Дворцу из белого мрамора, какие я видел лишь в фильмах о диктаторах прошлого. Мгновение - и мягко ступающие лапы полуобезьян-полулюдей уже на дворцовой лестнице, ноги Коса, который

по-прежнему без сознания, волочатся по толстым коврам и зеркальным полам бесконечной анфилады покоев в роскошном убранстве. Стены расступаются, открывая величественную залу с высоким лепным потолком; в ту же секунду разжимаются крепко державшие меня до сих пор пальцы похитителей, и я с размаху ударяюсь о мраморные плиты пола...

В голове туман, мысли путаются, сквозь белую пелену различаю в дальнем углу зала высокую фигуру. Фигура приближается, закутанная с ног до головы в отливающую металлом белую с синим одежду, стоит безмолвно несколько мгновений, словно разглядывая нас, затем делает кому-то знак рукой. Белое с синим - государственные цвета Агры. Агриане и - эти?.. Не может быть! Но волосатые пальцы уже впились в плечо, оторвали от пола. Высокий агрианин безучастно наблюдал, как нас выволакивают из зала.

Вот мы уже вне стен дворца, опять подстриженные аллеи, чисто выметенные дорожки, и нас втаскивают в какое-то низкое строение с зарешеченными окнами. Из высокой тонкой трубы на крыше валит черный дым. В ноздри бьет тошнотворный сладковатый запах. На длинных плитах огромные котлы с герметическими крышками, колоссальные сковороды, жаровни. Кухня. Очевидно, нас собираются кормить. Но запах, запах! О еде трудно думать без отвращения! Следующая комната - мясницкая. Куски мяса на оцинкованных столах, на крючьях, свисающих с потолка. Здоровенная полуобезьяна в белом колпаке топором разделывает какую-то тушу. Удар, и кусок мяса случайно отлетает прямо мне под ноги. Господи! Этот сочащийся кровью кусок - кисть человека!

Каннибалы! Без сомнения, мы в плену у каннибалов... В народе поговаривали, что мутанты, эти выродившиеся полулюди-полуживотные, не брезгуют и человечиной, но мы всегда смеялись, считая это глупыми выдумками. Но вот уже два часа как мы заперты в тесной комнатушке рядом с мясницкой, и удары топора тупой болью отдаются в сердце. Пол комнаты залит чем-то темным и липким. Нет, не кормить привели нас сюда! На откорм этих волосатых скотов пустят нас самих! Счастливец Кос, он все не приходит в себя, он не увидит, не почувствует, как его, как нас... До чего же коротка жизнь! Да и не успели мы с Косом пожить-то, можно сказать и родились-то только-что, а теперь уже и помирать... А впрочем, годом раньше, годом позже, не все ли равно, в конце-концов! Вот зарежут нас как рождественских поросят, и скажут потом - были такие сорванцы на белом свете или и не было нас вовсе! Смерть, как оператор, обратный к оператору рождения, сотрет всякие следы нашего существования... Проклятые математики все предусмотрели: если a - оператор рождения, то a^-1- оператор смерти, исчезновения, и последовательное действие этих операторов, то бишь, их умножение a·a^-1 даст единицу группы e - оператор сохранения “статус кво”, оператор тождества, такой, что его “действие” абсолютно ничего не меняет, все оставляет в неприкосновенности. Какой, однако, мрачный характер у этой единицы! А казалась таким безобидным оператором! Ничего не было, нет и не будет - вот действие единицы во всем ее великолепии... Постой, постой, как это “ничего не было”? А мы сами, этот великий и презренный процесс рождения, переходящего в умирание, имя которому - жизнь, что - этого тоже не было? Да, ведь, именно этот процесс и отображают операторы рождения и смерти! Но, если процесс жизни есть последовательность перехода от небытия, ничто к бытию, то-есть, оператора рождения и обратного перехода от бытия к небытию - оператора смерти, то произведение этих операторов, просто по определению произведения как последовательности переходов, никак не может быть единицей! Такое произведение - новый оператор, оператор ЖИЗНИ, оператор, обозначающий процесс перехода от рождения к смерти... Все на свете когда-то возникло и когда-нибудь исчезнет, все лишь временно. Временно? ВРЕМЕННО: сам смысл этого слова - в нустойчивости всего сущего; ничто не вечно, все возникает и все проходит, да что там, ВРЕМЯ есть лишь процесс возникновения и исчезновения различных форм сущего, процесс непрерывных превращений материи. Жизнь - частный вид таких превращений, процесс рождения и смерти сложных материальных форм: живых существ. Абстрактный же процесс перехода абстрактного появления в абстрактное исчезновение есть процесс течения времени, то, что мы называет просто: ВРЕМЯ. Не события протекают, как говорят, во времени, а само время есть процесс смены одних событий другими, процесс вообще, в абстракции, процесс движения материи...

Черт, но ведь операторы, о которых я все время думаю, и есть ведь именно такие абстрактные операторы, процессы вообще! У меня перехватило дух. Вот он, ключ к великой загадке ВРЕМЕНИ! “Произведение оператора рождения на обратный ему оператор дает оператор ВРЕМЕНИ” - это звучит как цитата из учебника далекого будущего!

Из-под неплотно прикрытой двери мясницкой тянуло сладковатым запахом. Как ни крути, все мы подвластны времени. ВСЕ и ВСЕ. Даже само время. “Время лишь временно” - что бы это могло значить? Время на жизнь. Жизнь временна. А что же после нее? Что вообще может быть после жизни? А после времени? Мистика...

Лязгнул засов, и дверь распахнулась как от удара ногой. На пороге стоял “повар” в дурацком колпаке. В правой лапе существа крепко зажатый волосатыми пальцами тускло блеснул длинный узкий нож. “Вот оно, решение последних проблем бытия,” - мелькнуло равнодушное. Белый колпак склонился над телом Коса, пальцы вцепились в его густую шевелюру. Резкий рывок, и шея Коса выгнулась вверх, обнажая кадык. Блеснул нож, и мгновенно какая-то непонятная сила словно пружиной подбросила меня вверх, выведя из оцепенения. Ничего не разбирая перед собой, я бросился на каннибала, но он с поистине обезьяньей ловкостью увернулся и выставил нож перед собой. Острая, горячая боль пронзила грудь и ... я проснулся.

Я лежал на диванчике, прижавшись к мирно сопевшему другу, и его острый локоть упирался мне прямо в грудь. За плотно закрытыми ставнями окон занимался рассвет. Все было спокойно. Кроме одного: в дверь стучали.

ГЛАВА 5.

ПЛАТА ЗА СПОКОЙСТВИЕ ИЛИ ПАМЯТЬ ВЕКОВ

Я, наконец, проснулся окончательно, но жуткие видения не выходили из головы. Напротив, сны, кажется, начинали сбываться наяву: вот, опять раздался негромкий стук в дверь. Проснувшийся Кос соскользнул с дивана и тихо, на цыпочках, подошел к ней, приложил ухо. Резкий, требовательный голос из-за двери заставил его отшатнуться. “Откроете, вы, наконец, черт побери!” - До странности знакомые интонации в голосе заставили меня вдруг сделать то, что было неожиданным даже для меня самого: отстранив Коса я подошел к двери и дернул рычажок замка... Дверь внезапно распахнулась и в ее проеме угрожающе вдвинулась, нет, не косматая голова чудовища, а гневная лысина дяди Джу! Это, действительно, был он, старый друг отца, которого я часто видел в нашем доме и очень любил! “Кто вы такие и что здесь делаете?” - свирепо прорычал дядя Джу и тут в первый раз посмотрел на меня: “Росси, ты?.. Как ты сюда попал?”

Дядя Джу и незнакомые мне люди, что пришли с ним, выслушали наш короткий рассказ, переглядываясь между собой, как мне показалось, с одобрением. Когда же я закончил повествование пересказом в лицах своего ночного кошмара, то все смеялись так долго и искренне, что мы с Косом поняли: наказания не будет. “Ну, я вижу вы ребята отчаянные”, - проговорил дядя Джу, усмехаясь в рыжие усы, - “пора, пожалуй, вам узнать кое-что из истории нашей родной Талы...” “Как, вы, товарищи, не возражаете?” - обратился он ко всем остальным: “Отец Росси Игла был с нами многие годы. Родителей Коса, так, кажется зовут твоего друга, я знаю давно. Люди надежные”. Все закивали головами, соглашаясь. “История Талы?” - вырвалось у меня: “Но, ведь, нам о ней очень подробно рассказывают в школе...” “Да, да”, - нахмурился вдруг дядя Джу, “но это совсем другая история...”

И вот мы с Косом сидим в мягких креслах посреди пустого зрительного зала, а на огромном экране разворачиваются события... Кто бы мог подумать, что в двух шагах от места, давшего нам ночной приют, в подвалесчастливо найденного нами дома оборудован вполне современный кинотеатр на большое количество мест? Кинотеатр в центре мертвого города... Кто они, эти люди? Что общего у них с моим отцом? Чем занимается дядя Джу? Мелькание кадров полностью вытеснило эти вопросы, захватив мое внимание целиком, без остатка.

На экране, впрочем, проходили картины нашей планеты, разобщенной на многие, враждующие между собой государства, события вполне знакомые мне по урокам истории и многочисленным приключенческим фильмам о Смутном Времени, которыми увлекались все ребята нашего возраста. Голос за кадром говорил, однако, совсем необычные вещи... Восстания, то тут, то там вспыхивавшие в те времена, поднимались, оказывается, совсем не разбойниками и смутьянами, а простым людом, рабочими и крестьянами, уставшими от нечеловеческих условий жизни. Отважные полицейские и преданные гвардейцы были, просто-напросто, продажными агентами охранки и карателями, не знающими жалости. Любительские кадры, вставленные в общую ленту, бесстрастно фиксировали жестокие расправы над мирным населением рабочих кварталов и деревень: людей сотнями жгли напалом, травили газом, женщин насиловали в их собственных домах, детей поднимали на штыки и разбивали им головы о каменные плиты мостовой... Не было сил видеть, чувствовать весь ужас творившегося, и - невозможно было отвести от экрана глаз. С чудовищным цинизмом, как бы предваряя очередное преступление, перед объективом позировали сами убийцы в щегольских мундирах национальной гвардии, кинокамеры укреплялись на пулеметах, чтобы дать расстрел ни в чем не повинных людей крупным планом... Не давая опомниться, локомотив истории с бешеным лязгом мчал нас дальше.

Народные восстания ширились, шатались устои диктаторских режимов, жестокости карателей все больше разжигали пламя революций. И тут, как свидетельствовали показанные на экране документы, собравшись на тайном совещании, главы правительств крупнейших государств Талы решились на отчаянный шаг. Они, спровоцировав различные инциденты на границах своих стран, объявили войну друг другу... Началась Последняя мировая война. Правители надеялись, провозгласив лозунг защиты отечества, обратить гнев своих народов против других стран, сгноить наиболее активных борцов в окопах и военных тюрьмах. И, к несчастью, их коварный план удался. Народы на время были обмануты. Не удалось перехитрить лишь саму войну... Войны имеют свои законы, и, едва занявшись, пожар вспыхнул ярким пламенем и стал неуправляем...

Так вот ты какая, настоящая история Талы! О дальнейших событиях уже было известно каждому малышу: война быстро перешла в ядерную и, если бы не агриане... Однако и тут история, зафиксированная кинолентой, оказывается распорядилась по своему.

Прежде всего, множество документов, анализы проб грунта в местах посадки агрианских космолетов, наконец, случайные свидетели приземления агриан в различных точках планеты: пастухи, военные разведчики, летчики, неопровержима доказали: первые агриане прибыли на Талу отнюдь не в самый разгар ядерной перестрелки, как утверждалось во всех книгах по истории. Более того, чудом уцелевшие копии секретных документов, сохраненных некоторыми людьми с огромным риском для жизни, несмотря на одно из основных требований Ультиматума Мира, предъявленного агрианами всем воюющим сторонам (уже во время ядерного конфликта), о полном уничтожении государственных архивов, свидетельствовали: агриане заключили тайные договоры о военной помощи в случае применения ядерного оружия, практически, со всеми воюющими государствами - по отдельности! Всего несколько дней отделяло подписание этих договоров от начала ядерного Апокалипсиса...

Дальнейшее стало апофеозом. Апофеозом смерти. Черные своды небес, радиоактивной пылью закрывающих солнце, подпирались чудовищно величественными, километровой высоты, колоннами ядерных взрывов. Пылали гигантские костры городов, несметные толпы обезумевших двуногих, мнивших себя еще недавно венцами творения, неслись по руслам улиц, обжигаемые слепящим светом многочисленных солнц... Всего за несколько часов планета была превращена в гигантское кладбище, хотя некоторые из покойников были еще живы. И только тогда, - только тогда, - вновь появились агриане. На этот раз их пришествие не было тайной, о нет! Их явление стало триумфом, они снизошли на Талу во всем своем великолепии и величии космической военной мощи! В грохоте ядерных дюз на поверхность планеты, одновременно во многих местах, опустились тысячи военных кораблей. Был предъявлен УЛЬТИМАТУМ МИРА, по которому все военные действия прекращались во веки веков и провозглашалось Всеобщее разоружение. Жалкие попытки выступить против агриан были жестоко подавлены. Сама Агра разоружаться отнюдь не собиралась! Так, на Тале были установлены мир и спокойствие. И создатели документального фильма нашли точное название этому спокойствию. Имя такому миру было - рабство.

И вот я опять в своей келье, но картины борьбы и смерти не дают уснуть. Нет, не удалось уничтожить память истории! Нашлись люди, сумевшие сохранить, донести до нас, своих далеких потомков, правду о святой вере и о предательстве, об истинной мере всех вещей. Ничто на свете не проходит бесследно и жизнь, борьба, отгорев, стала той памятью веков, что зажигает для борьбы сердца, только начинающие жить!!

Да, память мертва, но она хранит в себе жизнь... Времена проходят, память остается. Время лишь временно, а память о нем вечна... Так вот во что переходит ВРЕМЯ, когда на него действуют оператором ВРЕМЕНИ, ВРЕМЕННОСТИ! Оно становится памятью, становится ВЕЧНОСТЬЮ! Постой, ведь это у человеческой истории - память веков, о какой же такой памяти может идти речь в неживой природе, тем более в ее простейшем виде: при образовании Вселенной? Где остается, как сохраняется то, что прошло, исчезло?.. Ну, по крайней мере, ясно, что смерть одного, одной жизни, всегда есть возникновение другой, то-есть, одно время порождает другое, следующее за ним в исторической хронологии, связь времен не выдумка, она существует. А все же само прошедшее существование - оно исчезло навек или существует где-то в каком-нибудь виде? Существует ли? А что такое вообще это: “существует”? Существуют ли на небе звезды? Многие из них давно погибли в ослепительных вспышках Новых и Сверхновых, но мы узнаем об этом лишь через тысячи и миллионы лет: свету этих свпышек требуется время, чтобы достичь нашего глаза. Многие звезды родились, но об этом мы узнаем не скоро. На все требуется время, в том числе и на уяснение самого факта существования или отсутствия чего-либо. А сам-то я существую? Стало не по себе от мысли, что для кого-то на далекой звезде нет не только меня, но и нашей планеты, нет, может быть даже солнца, давшего нам жизнь. Для него нас нет “даже в проекте”. В бескрайнем космическом пространстве давно исчезнувшее - существует, а существующее - еще не появилось. В пространстве... Так вот где хранится исчезнувшее, отлеживаются напрочь прошедшие времена - в пространстве! А, если сказать смелее, само ПРОСТРАНСТВО есть память природы, навеки сохраняющее минувшее. ПРОСТРАНСТВО - оператор сохранения, так же как ВРЕМЯ - оператор изменения, движения. Время само лишь временно, но если исчезает сама временность, изменчивость, то остается лишь вечность, покой, остается лишь сохраняемость как таковая, абсолютное сохранение. Это и есть пространство. Да и что такое пространство без времени, без всякого изменения, как не покой “в чистом виде”!

В углу кельи, под столом для занятий подняли свою ночную возню мыши. За тонкой стеной ворочался во сне мой друг. А мне не спалось. Да и как можно заснуть, когда вот так, неожиданно для себя, прикасаешься к великой загадке пространства и времени! Подумать только, выходило, что пространство и время тесно взаимосвязаны. Ведь время, будучи абсолютной изменчивостью, изменяет лишь само себя, но изменить изменение как таковое, изменение вообще можно лишь превратив его в покой, в пространство. Пространство же, будучи абсолютным покоем, сохранением, что оно может сохранять, кроме самой изменчивости, времени, вечной смены рождений и смертей?!

Пространство и время переходят друг в друга? Они - обратные друг другу операторы? Похоже на то... Но тогда любое движение в природе должно происходить скачками - от покоя к изменению, затем опять к покою... Ну, с этим, похоже, все так и есть, а вот с другим... Во времени как материальном, физическом процессе у меня, кажется получилось три части: рождение, исчезновение и само время в целом, так сказать, пребывание, переход от рождения к исчезновению. Время переходит в пространство, которое сохранит его, будучи, собственно, лишь “памятью”. Но тогда оно обязано сохранить и эти “структурные” части процесса оператора времени, хоть в каком-нибудь виде, “причесав”, конечно, на свой “покойный” манер...

Сколько я, однако, ни терзал свои смертельно уставшие мозги, больше мне не удалось выловить ни одной сколько-нибудь путной мыслишки. Видно, все они ушли на покой, сохраняя себя до времени. Тут и я, наконец, решил временно прервать свое активное бытие, переведя его в пространственную фазу, то бишь, отправиться ко сну. Это последнее мне вполне удалось.

ГЛАВА 6.

ДИСЦИПЛИНА И КОНСПИРАЦИЯ

Дисциплина и конспирация! Конспирация и дисциплина! Именно с этих слов, произнесенных дядей Джу после показа фильма о прошлом планеты, началась наша деятельность в подпольной организации “Свободная Тала”, одной из многих, раскиданных по всей планете организаций, поставивших своей целью свержение ненавистной инопланетной диктатуры. Все эти организации, довольно разношерстные по своему составу и действительным интересам, входили, как мы узнали позднее, в единый фронт Сопротивления, стремившийся силе могущественной Агры противопоставить силу на всех участках противоборства. Влияние фронта в народе было велико.

Ненависть к поработителям не раз готова была выплеснуться наружу, и активистам Сопротивления приходилось прилагать огромные усилия, чтобы не допустить преждевременного выступления. С каждым разом это становилось все труднее и труднее, но другого пути не было. В случае вооруженного восстания орагнизациям фронта грозил разгром, ведь у бойцов Сопротивления не было главного оружия - космического.

Именно созданием этого оружия и занимался мой отец. За свободу Талы отдал он свою жизнь. Именно с этого момента все мои упорные, но смутные размышления обрели твердую почву и передо мной четко вырисовалась цель. Я продолжу твое дело, отец! Народ Талы получит оружие освобождения!

По - “дисциплина и конспирация”! Дисциплину, прежде всего, требовалось ввести в моих собственных рассуждениях о природе пространства и времени, а для этого требовалось их записать на строгом языке математики. Именно в это дело я и погрузился с головой, а для конспирации занимался математическими выкладками по ночам, когда наш монастырский Гуру, страсть как любивший во все совать свой нос, удалялся почивать.

Итак, все началось с безразличия, с абсолютно бесформенного состояния материи, когда не существовало еще никаких свойств, законов, отношений, точнее, все они были еще совершенно неотличимы друг от друга, между ними не было никаких, вообще никаких, различий. Значит, все тогда было одинаково, абсолютно одинаково, все было тождественно между собой, переходами в таком состоянии материи могли быть только операторы тождества, да и они были тождественны между собой. Таким образом, это состояние абсолютной симметрии описывается единственным оператором абсолютного тождества, то-бишь, единицей группы этой самой симметрии! Обозначим ее: e . Поскольку нет никаких других переходов - операторов, кроме оператора тождества, то и вся группа, выражающая эту абсолютную симметрию, симметрию безразличия, состоит из одной единицы! Действительно, сколько не множь (в смысле группового умножения) единичный оператор сам на себя, не получишь ничего, кроме того же самого тождества, то-есть, той же единицы: e·e = e·e·e = e^N = e - значит, условие замкнутости “коллектива” группы выполнено. Есть в группе и обратный элемент - он опять же совпадает с самой единицей: e^-1 = e.

Обратный элемент совпадает с... Но ведь оператор, обратный к оператору тождества есть оператор различия, оператору отождествления противоположен оператор различения! Единичный оператор отождествляет все в этом первобытном состоянии Вселенной, почему же ему не отождествить само тождество с самим различием? Очевидно, ему ничего другого не остается! Тем самым он отождествляет самого себя, то-есть, оператор абсолютного тождества с оператором абсолютного различия... Поскольку же вся группа состоит всего из одного оператора, она с равным правом может быть названа как группой абсолютного тождества, так и группой абсолютного различия, а абсолютная симметрия эмбриона Вселенной оказывается одновременно и его абсолютной ассимметрией, отсутствием, саморазрушением всякой симметрии! Вот что несет в себе совпадение единичного оператора со своим обратным...

За дверью послышались чьи-то осторожные шаги. Я инстинктивно накрыл собой листки с формулами, сердце бешено заколотилось. Кто-то стоял в коридоре у входа в келью. Дверь скрипнула, но не открылась. Шаги послышались снова, теперь они удалялись.

Прошло не менее получаса, прежде, чем я снова смог собраться с мыслями. Математические символы, все эти формулы, операторы, группы - это, ведь, всего-навсего, еще один язык для описания окружающего нас мира. Нет ничего на свете, что нельзя было бы выразить на обычном “человеческом” языке, не применяя математики вообще. Почему же, черт побери, этот математический язык так здорово работает в науке, в познании природы? Математика отличается от обычного языка лишь своим внутренним устройством, своей грамматикой, правилами, по которым производится соединение символов в предложения - формулы. Значит, грамматика математического языка в чем-то точнее отображает соединения, переходы реальных состояний материи! Если так, то дело лишь в том, чтобы как можно точнее перевести все мои прежние рассуждения на язык математики. Будем последовательны. Первоначальное неразличенное состояние материи, этакое абсолютное ничто, мы описали операторами тождества, составляющим самим по себе группу тождества. Та же группа и ее единственный оператор оказались группой и операторм абсолютного различия. Так. Но, если материя без всяких различий смахивает на полнейшее ничто, то она же, заимев различия, превращается уж, во всяком случае, в какое-нибудь неопределенное нечто. А если быть точным, то поскольку различия абсолютны, то такая материя вмещает в себя все различия мира и это богатство правильнее назвать словом: “все”!

Впрочем, главное не в этом. Главное в том, что в реальном состоянии материи, как мы сейчас представляем, появились вполне ощутимые, материальные различия и самое важное различие: различие между тождеством вообще и различием вообще. А вот на языке математики мы эти различные вещи пока обозначаем одним и тем же оператором: единичным оператором: e. Но ведь способ различения разных понятий во всех языках существует лишь один: обозначить их по-разному! Значит, так и поступим. Правда, остается еще вопрос, как обозначить то и другое так, чтобы была ясна взаимосвязь различия и тождества, ведь возникли они из одной и той же сущности...

Новое странным образом переплеталось со старым... Оператор различия (он же тождества) превращал неразличенную материю в материю, обладающую различиями: ничто переходило в нечто. Различение - оператор возникновения! С другой стороны, тот же оператор, действуя на уже различенную материю, может отличить ее лишь от неразличенной, то-есть, действуя оператором различения дважды, мы приходим к тому, с чего начали - к тождеству. Что может возникнуть из абстрактного нечто такого, что отличалось бы от него? Только ничто... Говоря обычным языком, вообще НИЧЕГО не может возникнуть... Постой, постой, так здесь же ключ к способу обозначения операторов! Оператор тождества-различия мы обозначили через: e . Если за ним оставить лишь название оператора различия, то новое обозначение оператора тождества (единичный оператор) будет квадратом оператора различия, то-есть, произведением его на себя! Тогда: e - оператор различия, e² - оператор тождества (единичный). Теперь образовалась новая группа симметрии, в ней уже два элемента!

Так, теперь надо проверить, выполнено ли условие “замкнутости коллектива”; не появятся ли при умножении этих двух элементов группы какие-набудь лишние “чужие” операторы, не входящие в эту дружную компанию одинаковых и разных? По смыслу, оператор тождества все оставляет “как и было”, не изменяет ничего, значит его действие можно описать так: e · e² = e , e² · e² = e² Впрочем, знаки: = тут явно лишние, ведь “равенство” здесь означает абсолютно то же самое, что наше тождество. Значит символ: = есть просто другое обозначение оператора тождества: e² . Правильнее было бы написать так: e²· e²· e², e · e²· e что читалось бы (слева направо): оператор тождества тождественно переходит в оператор тождества (то-есть, в самого себя), и оператор различия (который подругому можно было бы написать как ¹ ) тоже тождественно переходит в себя же. Хотя, чтобы не путаться, есть, наверное, смысл оставить прежние привычные обозначения для равенства: = и неравенства ¹ . Главное - не забыть, что это лишь другие обозначения для записи на языке математики реальных процессов, происходящих в природе: процессов сохранения (тождества состояния материи до перехода с ее же состоянием после него) и процессов изменения (то-есть, различия тех же состояний). Ведь и все вообще операторы есть лишь обозначения для различных процессов, составляющих вместе единый процесс, называемый “Вселенная”!

Ладно, бог с ней, с этой Вселенной, пока то она еще совсем у нас простенькая, всего из нескольких процессов-операторов состоит... Пойдем дальше; по свойству оператора различия: e · e = e² e²· e = e . То же самое можно записать и так: /¹ · ¹/ = /=/, /= · ¹/ = /¹/, или так: (e·e) · e²· (e²), (e²·e) · e²· (e).

Больше никаких комбинаций-произведений из двух операторов составить невозможно. Значит все в порядке. Эту группу можно назвать группой тождества-различия, а первую (состоящую из одного оператора e ) - группой абсолютного тождества или абсолютного различия, как кому понравится.

Любопытно, что в нашей группе тождества-различия оба имеющихся оператора опять совпадают со своими обратными, то-есть: e = e^-1,

e² = (e²)^-1 = e^-2 , так как: e · e = e², e² · e² = e². Но оператор различия есть, по сути, оператор рождения различий, оператор отличения первичного тождества, ничто от чего-то нового, появляющегося благодаря этому различению, от нарождающегося и пока еще совершенно неопределенного нечто. Оператор различия есть оператор рождения, рождения как такового, рождения вообще! Обратный ему оператор - оператор уничтожения, оператор смерти. Опять различные, даже противоположные процессы природы обозначены одним и тем же оператором e ! Ну, тут ясно, что делать - просто придумать новое обозначение, увеличив число элементов в группе до трех. С алгеброй рождения и смерти мы, кажется, где-то встречались... “Ах, да, действительно! - Помните, звуки органа, все было так чудесно! - А Вы с тех пор все хорошеете... Этот математический наряд Вам очень к лицу!” Да, помню, как сейчас: смерть, умирая, рождает, но и сама смерть порождена ничем иным, как самим фактом рождения. Рождение рождает смерть!

Теперь - обозначения: если e - оператор рождения, то оператор уничтожения, смерти будет e² . Значит теперь e² - уже не оператор тождества, таким единичным оператором в новой группе должен стать оператор, отличающийся от прежнего тождества на оператор различия (рождения): e. С другой стороны, тождество есть сохранение “статус кво”, то-есть, оператор рождения, взятый с оператором смерти, задачей которого является уничтожение всего народившегося: e · e² = e³. Все совпадает и, таким образом, e³ - оператор тождества группы “рождения-смерти”. Как оператор сохранения это, скорее, оператор существования, оператор жизни - промежутка между рождением и смертью!

Едва успев родиться, Вселенная умерла, похоронив вместе с собой и мои последние надежды на победу в отчаянной борьбе со сном. Я заснул, крепко зажав в руке под подушкой листок бумаги, покрытый каббалистическими знаками теории групп...

А наутро наш математик Муха с блеском доказал свои способности к ясновидению... На своей лекции он рассказывал как раз о тех самых группах, что занимали меня этой ночью, назвав их примерами конечных циклических групп. Конечных потому, что число элементов-операторов в них конечно, а циклических - так, как умножение так называемого образующего оператора (оператора e в нашем случае) на самого себя имело смысл лишь до определенного предела: когда число сомножителей в произведении достигало общего числа элементов в данной группе, произведение оказывалось единичным оператором и при дальнейшем умножении на образующий оператор история циклически повторялась.

Об этих группах, впрочем, Муха рассказывал совершенно абстрактно, считая, видимо, что они даны нам “от бога” во всем их совершенстве... О том, что они могут быть просто удобной записью реальных процессов развития Вселенной, он и не помышлял. Не говорил он и о переходах от одной группы к другой, то-есть, об изменении характера симметрии, отражаемой этими группами.

Зато он рассказал кое-что другое. Так переход от одного способа записи групп (а, значит, и описываемых ими реальных переходов) к другому называется, оказывается, изоморфизмом, если, конечно, запись во всех случаях точная. (Таким образом, я вначале описывал свои группы операторов, обозначая их элементы просто словами и точно фиксируя их переходы друг в друга, а затем перешел к изоморфному способу записи тех же процессов и операторов с помощью математических символов.) Муха поведал нам также о еще одном изоморфном способе записи циклических групп с помощью так называемого “сложения чисел по модулю”. В этом случае операторы обозначаются обычными целыми числами, а групповым произведением является сложение этих чисел, но такое, что результатом сложения считается не обычная сумма слагаемых, а лишь остаток от деления этой суммы на число элементов группы. Число элементов такой группы и называется ее модулем. Так группа из одного элемента состоит из одного нуля (группа абсолютного тождества), группа двух элементов (тождество - различие ) - из нуля и единицы, группа трех элементов (рождение - существование - смерть) - из нуля, единицы и двойки, ну и так далее...

За обедом Кос подбросил мне еще один изоморфизм: обозначать операторы теми же целыми числами, но комбинировать операторы, умножая числа. Тогда единичный оператор изобразится простым умножением на числовую единицу, а группа из двух элементов будет содержать единицу и минус единицу: (-1) · (-1) = 1. Правда, как отобразить таким способом группу хотя бы с тремя элементами, было абсолютно непонятно... Это было странно, ведь любому ясно, что арифметическое умножение - всего лишь способ сокращения сложения, но вот как это самое умножение “зациклить”... Сколько мы с Косом ни пытали эту “проблемку”, так ничего тогда и не выяснили. А вопросик-то был явно с подвохом...

ГЛАВА 7.

ИХ МНИМЫЕ ВЕЛИЧЕСТВА

Через несколько дней произошло событие, которого я никак не ожидал. Когда, отслужив обедню, я направился в келью, собираясь немного вздремнуть, ко мне подошел наш гуру по воспитательной части, и, дыхнув чесноком, сообщил, что меня вызывает настоятель монастыря. Недоумевая, предстал я перед светлыми, если не сказать выцветшими, очами его преосвященства. Благосклонно предоставив мне свою святую пухлую руку для лобызания (рука почему-то тоже пахла чесноком), он заговорил медленно, торжественно растягивая слова. Суть его краткой, но внушительной речи свелась к тому, что я шалопай, но, к несчастью, - второй по успеваемости ученик в монастырской школе, и, если бы не внезапная болезнь первого ученика (сын мелкого лавочника и, между нами, редкая сволочь), не видать бы мне столицы как своих ушей.

Столица! Я еду в столицу и буду участвовать во Вселенском Отборе! Голова моя пошла кругом... Вселенский Отбор - название ежегодного конкурса лучших выпускников монастырских школ. Победители этого состязания умов, лучшие из лучших, премируются полетом на Агру и получают возможность учиться в Генеральном Университете Метрополии! В дальнейшем, при наличии определенных достижений, это дает шанс на приобщение к Единому Братству, шанс стать настоящим агрианином! Таких счастливчиков было немного и их имена были известны на Тале каждому.

Последняя неделя перед выпуском и торжества по случаю окончания школы прошли как в тумане. Сборы не заняли много времени: новенькая парадная ряса на плечах, пара чистых подворотничков да буханка хлеба в котомке. Последние слезы матери, прощальные пожатия рук друзей, - и вот я уже трясусь в вагоне метрополки - рельсовой дороги, соединяющей наш городок с центром провинции.

Ехать вот так - скучно. В купе, кроме меня - никого. За окном - все одна и та же картина: выжженная степь, голая равнина, иногда кажется, что поезд просто вздрагивает, не сдвигаясь с места, трясется под напором степного ветра. Но вот мелькает километровый столбик, через некоторое время - еще один, и ты убеждаешься, что какое-то движение налицо. Только вот какое? Столбики все совершенно одинаковые и начинает казаться, будто поезд идет кругами, все возвращаясь снова и снова к одному и тому же месту. Симметрию нарушают лишь цифры пройденных километров, выбитые на столбах. Симметрию? И здесь эта вездесущая симметрия! Да, движение поезда “превращает” один столбик в следующий за ним точно такой же столбик, служит оператором перехода от одного к другому. Каждый новый столбик добавляет один пройденный километр (+1), что и фиксируют цифры. Пустив поезд в обратном направлении, мы получим обратный оператор, и счет пойдет в обратную сторону, число будет теперь уменьшаться на единицу (-1) с каждым километром. Впрочем, цифры как раз нарушают симметрию, если бы не они, то вообще трудно было бы отличить движение поезда от кругового... А круг - это образ циклической группы, группы тождества, состоящей из одного единичного элемента ! Да что там, все группы, о которых я раздумывал последнее время - циклические! Действительно, ведь одинаковые столбики могут и не следовать прямо друг за другом, пусть они идут через один или еще как-нибудь, лишь бы картина повторялась, была периодической! Тогда цикл будет совпадать с периодом повторения!

Постой, постой, но ведь группа ВРЕМЕНИ тоже циклическая!.. Это что же, значит, нет ничего нового в нашем мире, все уже было когда-то, все повторяется? Жутковато как-то... Да нет же! Как можно забыть, что любая симметрия сама же себя и нарушает, а раз нет точной симметрии, нет и точного повторения “пройденного”. Каждый раз есть сходство со старым, но есть и новое! Впрочем, хотя бы и приближенная, но какая-то цикличность времени все же остается, и она обязана себя проявить... Пожалуй, надо поглубже разобраться во всем этом, ведь получается, что время течет совсем не равномерно и не в одном направлении, напротив, оно “все время” отчасти возвращается назад...

Так, значит, в группе ВРЕМЕНИ мы имеем три различных элемента, три оператора: e - рождения (различий), e² - смерти, уничтожения и, наконец, единичный оператор, единица группы e³ - оператор существования, жизни, самого времени. Все существующее, уже тем самым, что оно существует, находится для себя самого в настоящем времени, имея свое рождение в прошлом, а смерть - в будущем. Рассмотрим теперь эти элементы с точки зрения различий между ними, то-есть, с помощью различения (рождения различий) e . Различение всегда есть переход от одного к другому, поэтому обозначим эти переходы в виде так называемых упорядоченных пар элементов, где первый есть начало, а второй - конец перехода. Тогда получим различные обозначения одного и того же оператора различения e, смотря по тому, что от чего он различает:

/e,e² / = e - отличие прошлого от будущего

/e²,e³/ = e - отличие будущего от настоящего,

/e³,e / = e - отличие настоящего от прошлого.

Имея в виду счет циклов (столбиков), логично обратные операторы обозначать знаком минус, относя его именно к числу циклов. Таким образом:

e^-1 = - e, e·e^-1 = e·(-e) = 1, где 1 - просто обозначение единичного оператора, цикла, взятого один раз.

Теперь, исходя из настоящего времени, обозначим эти операторы для удобства различными буквами:

/e³,e / = e = i - отличие настоящего от прошлого,

/e³,e²/ = -e = k - отличие настоящего от будущего,

/e,e² / = e = j - отличие прошлого от будущего.

Групповое умножение этих операторов легко определяется просто из понимания его как последовательности переходов, обозначаемых сомножителями:

/e³,e /·/e,e²/ = i·j = /e³,e²/ = k, или: i · j = k

/e,e²/ ·/e²,e³/ = j·(-k) = /e,e³/ = -i , или: j·k = i

/e²,e³/·/e³,e/ = (-k)·i = /e²,e / = -j, или: k·i = j

а еще можно так:

/e²,e /·/e,e³/ = (-j)·(-i) = /e²,e³/ = -k, или: j·i = -k

/e³,e²/·/e²,e/ = k·(-j) = /e³,e/ = i, или: k·j = -i

/e,e³ /·/e³,e²/ = (-i)·k = /e,e²/ = j, или: i·k = -j

Все эти выкладки я проделал одним духом, даже не заметив, когда и откуда умудрившись достать клочок бумаги и карандаш. А за окном вагона по-прежнему расстилались унылые пространства.

Бросив взгляд на только что написанные формулы, я вдруг почувствовал, что пол вагона проваливается куда-то вглубь планеты. Первые три строки противоречили последним! Рушились построения, казавшиеся такими логичными! Или я схожу с ума, или ...i·j ¹ j·i ?

Перед глазами, как наяву, возникло видение: вытирая руки о засаленную рясу, Муха гнусавит свое: “Да-с, молодой человек, опростоволосились!” Господи, да ведь он говорил нам что-то о таких группах, он называл их некоммутативными или неабелевыми! В таких группах результат произведения зависит от порядка сомножителей. В нашем случае порядок операторов есть порядок переходов во времени и смена порядка на обратный должна привести к замене на обратный и счета циклов во времени! А именно это и наблюдается:

i·j = - j·i, j·k = - k·j, k·i = - i·k

Действительно, нормальное (со знаком плюс) течение времени есть последовательность двух операторов, переводящих прошлое в настоящее и, далее, настоящее в будущее. Обратный счет циклов времени даст произведение операторов, обратных первым, взятое, к тому же, в обратном порядке: это переходы сначала будущего в настоящее, и только затем - настоящего в прошлое! В наших обозначениях это будет выглядеть, скажем, так: (ij)^-1 = (j^-1·i^-1) = (-j)(-i) = ji или так:

(jk)^-1 = (k^-1·j^-1) = (-k)(-j) = kj и т.п. В то же время, по определению обратных элементов, справедливо: i(-i) = j(-j) = k(-k) = 1, что можно формально записать и так: i² = j² = k² = -1. Но ведь это известные мнимые единицы кватернионов! Сами кватернионы, изобретенные еще в далекой древности, есть всего лишь сумма таких мнимых единиц, взятых в произвольном количестве! Число каждой из этих единиц показывает, сколько раз она встречалась в счете циклов, а общее число циклов есть, таким образом, сумма чисел всех единиц (естественно, при условии, что каждый из циклов “маркируется” лишь какой-либо одной из единиц: маркировка одного цикла сразу несколькими недопустима). Действительно, ведь абсолютно все равно как вести счет прошедших (поскольку все циклы, как считается, завершены) существований: по числу ли живших или по числу умерших, либо по числу когда-то родившихся! Лишь бы каждая жизнь считалась только один раз! Таким образом, кватернион имеет вид: q = a·i + b·j + c·k, гдe a, b, c - целые числа.

Тройка мнимых единиц образует базис кватернионов или кватернионнный репер. Так говорят потому, что взяв некоторое количество таких единиц, можно построить любой кватернион. Течение времени есть переход прошлого в настоящее, а его - в будущее и т.п., следовательно, переход единиц кватернионов друг в друга. Таким образом, движение времени выглядит как непрерывное изменение базиса кватернионов...

Скрежет тормозов прервал мои мысли, возвестив, что каждому движению когда-то наступает конец - судьбой ему предопределено перейти в покой, то-бишь, времени - перейти в пространство. Поезд стоял, за окном громоздилось унылое здание вокзала Провцентра. Здесь мне уже приходилось неоднократно бывать с родителями и слишком хорошо было известно, что ничего, ровно ничего интересного нет в этом пыльном городишке, единственной достопримечательностью которого был этот самый вокзал. Выходить не хотелось, а пространство вместе со временем настойчиво требовали решения своей участи. Любопытно, что пока пространство еще не возникло из времени, оно просто не выделялось из него, было неотличимо от времени, тождественно с ним. Значит, на этом этапе к пространству должны быть применены все те рассуждения с кватернионами, что были проведены насчет времени! Правда, то, что во времени было изменяющимся, в пространстве должно проявиться в каком-то неизменном виде, статично... Нет, все же решительно непонятно, какую роль играют эти подозрительно мнимые единицы на великолепной сцене пространства?

Вовремя вспомнив, что в кармане у меня билет на самолет, а времени - в обрез, я поспешил в аэропорт, благо он был рядом. Прокатившись на движущемсу тротуаре по подземному переходу, соединяющему вокзал со зданием аэропорта и поглазев на молоденьких девушек, скользивших навстречу, я еле успел вскочить в свой, уже выруливавший на взлет аэробус. В нем было битком, пришлось лететь стоя.

Летели долго, наверное, часа три, но увидеть планету с высоты птичьего полета мне так и не удалось. Стояли мы в тамбуре, протиснуться в салон было невозможно и пришлось посвятить время изучению широченной спины какого-то огромного детины, стоявшего передо мной. Наверное, это был гвардеец, переодетый в штатское.

Столица меня не поразила. Абсолютно ничего особенного. Столица как столица. В мечтах она выглядела куда более привлекательной. Не удивили даже громады небоскребов - в кино они почему-то казались гораздо выше. А может быть, просто я повзрослел...

На вечер того же дня для всех участников конкурса был назначен прием у Их Величеств Верховных Наместников. Такова была традиция. Любой мальчишка Талы знал, что Верховных Наместников Агры было трое. Один - властвующий, один - бывший и последний - будущий, готовившийся в свое время встать у кормила власти. Титул наместника наследовался. и эта троица, таким образом, символизировала преемственность власти, стабильность диктатуры.

Дворец Наместников подавлял своим мрачным великолепием. В столице его называли Пик Тьмы. Во всяком случае, именно так выразился первый же прохожий, у которого я поинтересовался, как мне удобнее добраться до Дворца. “А-а, Вам нужен Пик Тьмы! Туда проще подземкой...” И, действительно, Дворец больше всего напоминал черную островерхую скалу с почти отвесными стенами. Стены были гладкие, без единой трещинки и лишь на огромной высоте виднелись узкие прорези окон-бойниц. Обойдя кругом эту скалу-дворец, входа я не обнаружил, зато обратил на себя внимание дюжего национального гвардейца, из тех, что патрулировали на всех подходах к дворцу. Грубо потребовав, чтобы я убирался ко всем чертям и перестал шляться вблизи Резиденции Их Величеств, он скользнул глазами по моей новенькой рясе и тут заметил значок участника Конкурса. “Все ваши собираются там”, - пробурчал он, указав рукой на площадь перед Дворцом, и не извинившись, зашагал дальше.

Действительно, на площади уже собралось довольно много моих сверстников в таких же как у меня сереньких монашеских рясах. На груди у них переливались синим и бело-перламутровым цветами значки участников. Я подоспел как раз вовремя: тройное оцепление гвардейцев вокруг площади уже смыкалось. Мы не успели даже переглянуться друг с другом, как на нас обрушился рев авиационных моторов и на свободную от народа часть площади один за другим начали приземляться геликоптеры. Пройдя сквозь строй молодцов в военной форме, мы по одному стали садиться в воздушные машины, естественно, после тщательной проверки документов и обычного в таких случаях обыска.

Захлопнулся люк и тут же провалились вниз, утонули в громе двигателей громады зданий. Лишь черный пик Дворца по-прежнему вздымал к небу свою недоступную вершину. Лихо оставляя Дворец все время по левому борту, машина по спирали круто поднималась выше и выше. Вот какой-то уступ и вертолет плюхнулся на него так, что застонали рессоры. Мгновенно распахнулся люк, нас прямо-таки вытолкнули на бетон посадочной площадки, и машина тут же поднялась в воздух. На это же место уже садилась следующая.

Опять проверка документов и обыск. Толстенная бронированная дверь, ведущая вглубь “горы”, долгие туннели с низким потолком. Перед следующей дверью - опять обыск. Бронированный лифт тронулся так плавно и понес, вверх или вниз, не разберешь. После лифта - вновь обыск и проверка документов. Внутренность Дворца вполне соответствовала его мрачной наружности. Где-то я это все уже видел... Вспомнил: во сне, среди руин Старого города... Ну что ж, и похоже и нет...

Неожиданно стены туннеля ушли в стороны, низкий потолок круто взлетел вверх и потерялся во мраке. Навалилась тишина, такая, что бывает лишь в огромных пустых пространствах. Повеяло жутью. Глаза постепенно привыкали к темноте и во мраке все явственней стали проступать звезды. Среди звезд выделялась одна, красиво переливавшаяся белым и голубым цветами. Агра! С каждой минутой она сияла все ярче, одновременно разрастаясь в размерах. Становилось все светлее, лучи света, источаемые Агрой пронизывали окружающее пространство, заставляя блекнуть звезды. На ней уже начали проступать очертания материков и океанов, размытые ослепительной метелью облаков. Ниже диска планеты, но все еще высоко над нами грелась в лучах Агры и сияла отраженным светом площадка с тремя человеческими фигурами, казалось, свободно парившая среди звезд. Наместники!

Руки Наместников были сложены в традиционном приветствии. Один из них был ростом меньше других, а у самого высокого была длинная белая борода. Средний, видимо, и был сам Властвующий Наместник. Они слали нам приветствие, а позади, величественно и угрожающе сияла Агра, реальный источник их силы и власти. На ее фоне Их Величества сами казались жалкими маленькими фигурками, марионетками на сцене Вселенной. Что толку в преемственности вашей власти! Производя на свет наследников, вы лишь вновь и вновь воспроизводите, сохраняете власть чужой!

Сохраняете, теряя?.. Вон тот, с бородой, он уже не имеет власти, да и сам Властвующий скоро ее лишится. Но власть от этого отнюдь не исчезнет! Отжил, отвластвовал один, пусть теперь другой... Да, черт с ней, с властью, сама жизнь сохраняется точно таким образом, переходя от родителей к детям, от них - к внукам... Но абстракция жизни, существования - это ВРЕМЯ! Значит, именно так, время сохраняет себя, переходя в пространство? Да вот же они: прошлое, будущее и настоящее Талы, вот эта святая троица, спокойно сияющая в лучах Агры! Во времени будущее следует за настоящим, а настоящее - за прошлым. Именно такова связь времени. А эти трое существуют ОДНОВРЕМЕННО и связывают их лишь узы близкого родства! Прошлое, будущее и настоящее связаны здесь операторами, не являющимися переходами во времени, а выступающими теперь в новой спокойной роли операторов симметрии, связывающих отца с сыном, деда с внуком и т.п. Так, вот какой смысл имеют мнимые единицы кватернионов в их спокойном, пространственном выражении! Пространственные связи есть родственные связи, близость в пространстве есть близость по родству! Родственники оказываются одновременно и ближайшими соседями по пространству. Забавно!

Действительность, в виде толпы таких же как я участников, оторвала меня от размышлений, слева, справа, спереди и сзади давили так, что стало трудно дышать: пространственные отношения давали о себе знать. Мои соседи, однако, не были моими родственниками, даже сама мясль об этом казалась теперь дикой. Впрочем, ведь в начале всего сущего вообще не было никаких соседей, а если они, наконец, появились, то откуда же, кроме, как все из той же Вселенной! Значит в то время, по крайней мере, родство было налицо...

Наместники произвели эффектные взмахи руками, стены зала еще более раздвинулись, появились столы с праздничным угощением. Толпа подалась вперед, меня оторвало от пола и понесло вперед. Миг - и я оказался на месте впереди стоящего, а дышавший мне в затылок - на моем прежнем “пятачке”. Масса людей, обтекая столы, образовывала вихри, один из них захватил и меня, все перемешалось, сосед слева вдруг оказался по правую руку, потом исчез вообще. Уф! Течением меня прижало к столу, теперь у меня была точка опоры. Схватив первую попавшуюся сардельку и откусив, я вдруг так и замер с набитым ртом. Вращение! Двигаясь, вращаясь вместе с толпой, я все время перемещался на место одного из соседей, он, в свою очередь, становился на место другого... Сосед слева “переходил” в соседа справа, передний оказывался сзади... Движение, изменение, течение времени приводит к переходу одних пространственных отношений, связей в другие. Течение времени “раскручивает” тела в пространстве - но ведь именно это происходит и в родственных отношениях! Сын, взрослея, становится отцом, затем дедом... Картина ближайшего окружения человека, его семьи, меняется с течением времени ужаснейшим образом! Вместо любящих родителей и всепрощающих дедушек и бабушек в самом начале жизни, человек вдруг обнаруживает своевольных сыновей и дочерей, шаловливых внуков и внучек в конце ее... Вот оно, колоВРАЩЕНИЕ жизни!

В пространственной геометрии связями одной точки с соседними служат векторы - направленные отрезки, (то-есть, ПАРЫ точек), соединяющие данную точку с соседними. Главными векторами являются базисные векторы, направленные вдоль осей координат. Из этих базисных векторов, складывая их между собой и умножая на числа, можно построить любой возможный в пространстве вектор, соединяющий данную точку с какой угодно другой. Получалось, что мнимые единицы как раз служат векторами базиса в моей только еще рождающейся Вселенной, но вот умножать эти самые векторы можно лишь на целые числа: как-никак само сложение, (а значит и умножение) понималось ведь в смысле сложения целых циклов времени и пространства. Минимальное необходимое число базисных векторов называется числом измерений пространства - приятно было сознавать, что оно для нашей Вселенной “оказалось” равным трем. Самым же любопытным явилось то, что вращение так же неустранимо, как течение времени, поскольку переход базисных векторов друг в друга есть лишь отражение движения самого времени! Необходимо было немедленно разобраться в деталях превращения времени в пространство, и я погрузился в это дело с головой, напрочь перестав воспринимать происходящее вокруг.

Итак, начнем опять с мнимых единиц. Они возникли у меня как разные обозначения одного и того же оператора различения e , как переходы между операторами циклической аболевой группы. Но ведь оператор e одновременно является и оператором перехода от одной группы симметрии к другой, высшей группе! Действительно, развитие, последовательное нарушение симметрии как раз выражается в возрастании числа операторов в циклической группе и расширение группы выглядит как умножение тождественного оператора группы на e ! Цикл группы, таким образом, удлиняется на один оператор. И так каждый раз! А нельзя ли и этот процесс описать с помощью мнимых единиц? Тогда каждая новая мнимая единица будет переходом от элементов прежней группы к оператору новой, высшей группы симметрии!

Первой группой симметрии Вселенной была у нас группа абсолютного тождества (или, что то же, абсолютного различия), состоящая из единственного элемента e. Поскольку оператор всего один, то и переходы возможны лишь от него к нему же самому: ( e, e). Это переход тождества. Полный цикл, или единичный оператор группы можно записать в изоморфной форме так: 1 · 1 = 1. Нарушение этой симметрии есть переход от e к циклу следующей группы:e². Этот переход ( e, e²) формально совпадает с одним из уже упоминавшихся, поэтому обозначим его так же: (e, e² ) = -i. Обратный переход: (e², e) = i. Но эти же самые переходы являются одновременно и единственно возможными переходами между различными операторами группы, следующей за группой абсолютного тождества, а именно, группы тождества-различия; то-есть, между операторами: e и e² . Таким способом высшая симметрия включает в себя низшую. Далее, поскольку переход к новой группе есть всего лишь умножение на e, а мнимая единица есть лишь обозначение для этого перехода, нарушение симметрии должно выражаться в умножении низшего цикла на оператор перехода (-i). Умножая обе части равенства, изображающего цикл: 1·1 = 1 на (-i),получаем: 1·(-i) = -i или, что то же

i·(-i) = 1 - а это, действительно, выражение цикла высшей группы тождества-различия! Переход к следующей группе, группе рождения-уничтожения (группа времени) должен тогда быть выражен умножением этого цикла на новую мнимую единицу. Обозначим ее через: (e², e³ )=-k , в соответствии с прежними обозначениями. Умножая, таким образом, цикл

i(-i) = 1 на (-k), получим: i·(ik) = -k или: i·j·(-k) = 1 - выражение нового цикла, где введено естественное обозначение: j = - ik. Это уже знакомая группа кватернионов! Ну, теперь, переход к группе пространства должен быть совсем простым, достаточно умножить цикл группы времени:

ij(-k) = 1 на еще одну (совсем новую, но с теми же свойствами, что и у прежних) мнимую единицу g, g² = -1. У нее только одно новое свойство: она перестановочна (коммутирует) со всеми остальными мнимами единицами. Это с очевидностью следует из необходимости коммутации ее с произведением всех трех мнимых единиц (коммутации с обычной единицей): ijk = -1. Учитывая, что, как и для всех мнимых единиц: g³ = - g, новый цикл можно записать в виде:

gigj(-gk) = s₁s₂s₃g = 1, где введены обозначения: s₁ = -gi, s₂ = -gj,

s₃ = -gk. Эти новые “единицы” (очевидно, что: s₁² = s₂² = s₃² = 1) связаны со старыми мнимыми единицами тем же оператором, что время переводит в пространство - значит, именно они и представляют в этой новой группе, группе пространства-времени бызисные векторы пространства. Обычные же кватернионные мнимые единицы по-прежнему отражают переходы во времени. Их можно теперь представить в виде: i = gs₁, j = gs₂, k = gs₃ ,что позволяет легко строить любые комбинации-произведения переходов как в пространстве, так и во времени. Если, как и раньше, интерпретировать сложение как сложение циклов, “стартующих” как с новых, так и со старых единиц, получим то, что в математике называют комплексным кватернионом или бикватернионом: R = (a+bg)s₁+ (c+dg)s₂+ (e+fg)s₃; a,b,c,d,e,f - целые числа. Оператор умножения на мнимую единицу называют оператором дуальности, и таким образом, получается, что нарушение симметрии этим оператором (или, говоря иначе, дуальная симметрия, выражаемая этим оператором) приводит к “проявлению” измерений как пространства, так и времени.

Тут резкая боль в области спины привела меня в чувство, и я, к своему несказанному удивлению, обнаружил, что скрючился в три погибели у длиннейшего стола, сплошь заваленного объедками. В левой руке были скомканы несколько салфеток, покрытых формулами, в правой - огрызок карандаша. Никого кроме меня у стола не было... Какой ужас, да во всем огромном зале - ни души! Куда же все подевались?.. Как я мог этого не заметить?

Страшная мысль вдруг всплыла в мозгу, и я похолодел: пакет! Я забыл передать пакет в столичную организацию Сопротивления и до сих пор он у меня в котомке! А ведь меня уже столько раз обыскивали! Что если обыск? Сунув смятые салфетки с формулами в карман, стараясь не суетиться, я направился в сторону высокой стрельчатой арки с ярким неоновым транспарантом: ВЫХОД. Но не успел я сделать и нескольких шагов, как на плечо легла тяжелая рука в кожаной рукавице: “Прошу следовать за мной!”

ГЛАВА 8.

ПОД ПОКРОВОМ СЛУЧАЙНОСТИ

Пока национальный гвардеец вел меня бесконечными полутемными коридорами Дворца, похожими, скорее, на прорытые какой-то гигантской землеройкой в тоще горы проходы, я лихорадочно обдумывал свое незавидное положение. Неужели они догадались? Что им вообще известно обо мне? Пакет?.. Но ведь гвардеец даже не обыскал меня... Документ, правда, не так легко отыскать - он вшит в упаковку наркотических таблеток, так что, в худшем случае, меня смогут обвинить лишь в торговле наркотиками. Да и сами таблетки запечены в буханке хлеба, так что все как в сказке: яйцо в утке, утка в сундуке...

У глубокого проема в стене гвардеец приказал мне остановиться и, нажав какую-то кнопку, пробормотал прямо в стену несколько непонятных слов. Тотчас в глубине проема вспыхнул мягкий приглушенный свет, это бесшумно вдвинувшись в стену, дверь открыла вдруг в этом склепе мир совершенно иного свойства.

Конвоир бесшумно втолкнул меня в дверь, и я скорее почувствовал, чем услышал, как она, пропустив меня, захлопнулась. Инстинктивно отступив назад, я оглянулся. Дверь, да и вообще стены исчезли. Со всех сторон меня окружал девственный лес.

Могучие стволы деревьев колоннами подпирали величественный свод темно-зеленой листвы, в глубине которой слышался птичий гомон. Змеи лиан гигантскими гирляндами свисали с ветвей. Под ногами упруго пружинил сплошной толстый ковер мха и трав. Запахи тропической сельвы кружили голову, опьяняли. Я сделал несколько шагов и прикоснулся к стволу ближайшего дерева - ствол был самым настоящим, толстая кора шершавила ладонь. Надо было хоть что-то предпринимать, и я медленно, озираясь настороженно по сторонам, двинулся вперед, наугад выбрав направление.

Я шел и шел, а лес все кончался. Солнце, скрытое густой листвой, видно уже клонилось к закату, стало темнеть. В глубине лесной чащи послышался рык хищников. Ледяным холодом в душу стал закрадываться страх. И тут вдруг, совершенно неожиданно, без всякого перехода лес кончился. Я стоял на лесной опушке, с зеленого холма весело журча бежал прозрачный ручей, переливаясь на камнях жемчужными струями. За бескрайними лугами огромным полукругом садилось солнце. Измученный долгими блужданиями и лесными страхами, я бросился на колени у ручья и пригоршнями стал пить, пить... Вода была кристально чистая, холодная, будто несшая с собой тысячи колких ледяных иголочек - никогда не пробовал я воды вкуснее! Усталости как будто и не бывало. Не успел я, однако, напиться, как почувствовал, что в окружающей природе нечто переменилось, поднял глаза - и увидел ее. Она стояла на другом берегу ручья, босая, и багровые лучи заходящего солнца просвечивали сквозь ее короткую тунику. Она смотрела на меня и весело улыбалась, глаза ее сияли. Под ее долгим взглядом буря поднялась в моей душе, она же беспечно шагнула в ледяную воду ручья и серебряные струи затрепетали, лаская стройные ноги лесной нимфы. Никогда я не видел никого красивее этой девушки. Да и вообще, честно говоря, я до сих пор обращал на них мало внимания. Но эта - эта непохожа на тех, что я видел на улицах нашего городка, да и на проспектах столицы тоже... Она меж тем подошла ко мне так близко, что я почувствовал исходящий от нее слабый запах фиалок, и нежно взяв за руку, подняла с колен. Близость ее загорелого тела, скрытого лишь тонкой вуалью туники, опьяняла. Почти с ужасом я поднял глаза и взглянул в ее расширенные до черноты омуты, полные веселых чертенят. “Ты мне нравишься, Росси”, - вместе с шепотом ворвалось ее жаркое дыхание, - меня зовут Диана, запомни, Росси - Диана!” - И она, ловко сделав подножку, со смехом повалила меня в траву. Мои руки сами обвились вокруг ее упругого стана, скользнув в складки вдруг распахнувшейся туники. “Кто она, откуда знает мое имя?” - мелькнула в последнем вздохе отчаяния мысль и тут же канула в бездонные пропасти ее глаз. “Да сними ты, наконец, свою противную рясу!” Я окончательно потерял всякое представление о происходящем.

Разбудил меня утром грохот океанского прибоя. Приподнявшись на локте, я увидел лишь безбрежную синь океана с балыми барашками волн. Позади вырастая из белоснежного песка, высились мрачные громады скал. Рядом со мной, безмятежно раскинув по песку тонкие руки, спала нагая Диана. Она была прекрасна. К моей чести первой моей мыслью по пробуждении была мысль о секретных документах Сопротивления. Однако, сколько ни искал я, бегая по уже накалявшемуся солнцем песку, ни котомки, ни одежды своей я так и не нашел. Веселый смех Дианы пробудил дремавшие скалы, дробясь в них звонким эхом, видно ее забавлял мой дурацки озабоченный вид. “Пошли купаться, Росси!” И мы действительно пошли купаться - она взяла меня за руку, и мы по песчаной отмели сбежали в лазурные волны океана, встретившего нас озорным напором воды и остро солеными брызгами. А потом мы нежились в лучах жаркого южного солнца, закапывали друг друга в горячий песок, упивались мякотью тропических фруктов, собранных тут же, с растущих прямо на скалах деревьев, веселились, смеялись до упада. Мы так любили друг друга!

Так шли день за днем, знойные вечера юга сменялись тишью средней полосы, влажное дыхание морей уже на следующий день становилось сухим ветром пустынь, мерно передвигавшим барханы. Одну ночь любви мы провели даже у костра в домике из льда, в иглу, что строят народы севера, на теплых шкурах каких-то морских животных. Котомки моей как не бывало и мысли о революционной миссии как-то сами собой перестали меня тревожить. Любовь закрыла от меня весь мир, весь мир и был в нашей любви.

Диана была сама прелесть, нежная, веселая, неутомимо изобретательная в забавах и любви. Но было в ней что-то пугающее и чем дальше, тем больше это начинало меня тревожить. Наверное, самым странным в ней была ее ненасытность, неутоленная жажда к непрерывной смене контрастных впечатлений, превращавшая жизнь в настоящий вихрь красок, запахов, эмоций. Я стал все больше задумываться и, наконец, пришел день, когда во весь рост встал передо мной жутковатый вопрос: “Да кто же она в самом деле?”. Теперь я вспомнил со всей отчетливостью, каким образом я попал в эту страну чудес. Как бы невзначай, оторвавшись от губ своей богини, я спросил: “-Диана, милая, а все-таки, откуда ты меня знаешь?”

Взгляд ее сразу как-то потускнел, она холодно взглянула на меня и, разжав объятия, не говоря ни слова, проделала пальцами левой руки какие-то манипуляции с невзрачным камешком, валявшимся неподалеку. И сразу же все окружающее нас великолепие природы (а находились мы в этот момент на просторе саванны, среди мирно пасущихся стад антилоп) исчезло. Я увидел себя парящим над несметной толпой молодых людей в одинаковых серых рясах... Высота, на которой я парил, быстро уменьшалась, чья-то воля то приближала меня к кому-нибудь в толпе, выхватывала его лицо из сотен других, то отделяла, и оно опять терялось в серой массе. На всех лицах было одно и то же выражение одурелого восхищения, ну, конечно, ведь это именно тогда появились Наместники! И вдруг я увидел самого себя, и “тот я” насмешливо улыбался! Вот мое лицо “пошло” крупным планом, и на нем красовалась издевательски-ироничная усмешка! Хорош, нечего сказать, ну просто расчудесный “конспиратор”! Как я мог забыть, ведь предупреждал же меня дядя Джу, чтоб во Дворце Наместников был предельно осторожен... Говорили что-то и о новинках голографической техники шпионажа, но я пропустил все мимо ушей. Да разве мог я тогда подумать, что такое возможно - я увидел себя уже у стола с явствами и мог прочесть все до единой формулы, что писал тогда на салфетках. Все пропало, я попался как последний дурак!

Изображения-фантомы исчезли, и я оказался один в уютно, но самым обычным образом обставленной комнатке без окон. На спинке кровати висела моя ряса, под столом, - о, чудо! - валялась котомка. Быстро одевшись, я схватил ее и тут увидел на столе записку. “Милый, то, что ты сейчас видел, не увидит больше никто. Я уничтожила запись. Когда захочешь меня встретить, приходи на дворцовую площадь. Диана”. Только я успел прочесть эти слова, как бумажка в моих руках съежилась и рассыпалась, превратившись в серый порошок. За дверью меня уже ждал гвардеец, тот самый, он проводил меня, и через несколько минут я уже шагал по улицам столицы.

Я проходил мимо блистающих витрин роскошных магазинов, пестрых прилавков уличных торговцев, а из головы не шли слова Дианы, которые уже на дворцовой площади передал мне мой вооруженный провожатый: “Госпожа просила Вас о Конкурсе не беспокоиться.” Что она хотела этим сказать? Может быть мне не стоит даже и надеяться на победу? Или, напротив, успех обеспечен?.. Проклиная свою трусость - не решился даже спросить у гвардейца, кто такая его госпожа, которой он служит, я вдруг поймал себя на мысли, что абсолютно не представляю, какое сегодня число. Схватив за шиворот мальчишку-газетчика, пробегавшего мимо, получил в обмен на монету номер “Вечерней Талы”, из коей выяснил, что Всепланетный Конкурс Их Высочайшим Соизволением назначен на утро завтрашнего дня. Это, помимо прочего, означало, что я пробыл в объятиях Дианы более двух недель! А в котомке моей до сих пор отлеживается срочное секретное донесение... Это было уже слишком!

Выяснив адрес гостиницы, забронированной для участников Конкурса, я спустился в подземку. Ехать надо было через весь город. Толпы людей на громадных перронах живо напомнили мне ту неразличимую массу особей в серых рясах, виденную мной “со стороны”, массу, в которой был я сам. И снова вспыхнуло недоумение: почему она выбрала именно меня? Почему следила за мной с помощью своей фантастической техники? Неужели просто потому, что я не вовремя улыбнулся какой-то своей мысли? Быть того не может! И все с большей уверенностью утверждала себя коробящая мое самолюбие мысль: я оказался жертвой случая, простой прихоти самовлюбленной девчонки! Она ткнула своим нежным пальчиком в первого попавшегося и забавлялась, как кошки забавляются с полупридушенными мышами!

Игрушка случая! Случайность... А что это вообще за зверь - случай? Как вообще он забрел в густой лес нашей Вселенной, управляемой строгими законами? Разве закономерное не отрицает случайность, не отметает ее с порога? Там, где есть закон, нет места случайности, но где есть случайность... что же, там нет места закону? Впрочем, такая случайность с полным правом может быть названа АБСОЛЮТНОЙ СЛУЧАЙНОСТЬЮ, ведь она не оставляет места никакой, даже самой скромной закономерности, а я уже давно заметил, что такие вот абсолютные штуковины любят рискованные фокусы с неожиданными превращениями... Действительно, абсолютной случайности, раз уж она абсолютная, ничего не стоит абсолютно случайно произвести на свет столь же АБСОЛЮТНУЮ ЗАКОНОМЕРНОСТЬ. Но ведь такая закономерность и саму случайность делает абсолютно, то-есть, без всяких исключений, закономерной! Они переходят друг в друга, а с такими переходами мы уже сталкивались, это переходы, то бишь, операторы симметрии, симметрии СЛУЧАЙНОЕ-ЗАКОНОМЕРНОЕ. Теперь как закономерное, так и случайное перестают быть абсолютными, а лишь дополняют друг друга, причем иногда большую роль играет случайность, а иногда - закон. Значит, исследуя случайное, можно найти законы, приводящие именно к такому, а не другому поведению вещей - но ведь это и значит сделать случайное закономерным! И, наоборот, всякий закон должен при углублении в него оказаться следствием потока случайностей...

В моем приключении случай воспользовался полнейшим БЕЗРАЗЛИЧИЕМ Дианы к личности своего “избранника”... Опять это проклятое безразличие! С него ведь все и началось! Ну, конечно, если бы было хоть какое различие, то не было бы и случайности - ее заменил бы осознанный, то-есть, закономерный выбор... Значит, в основе случайности - неразличимость, а если и различимость, то совершенно БЕЗРАЗЛИЧНАЯ к самой сути происходящего, поверхностная, СЛУЧАЙНАЯ, вроде моей тогдашней усмешки! Но ведь именно переходами от неразличимости к различиям я все время занимаюсь, раздумывая о происхождении Вселенной... И оператор этого перехода известен - это всегда и всюду мнимая единица! Именно умножением на одну из мнимых единиц описывается каждый переход от низшей группы симметрии к высшей, нарушение тождества единичного оператора и обратного ему, все это совершает оператор, названный оператором дуальности.

Любопытно, что пространство и время связаны ведь тем же самым оператором! Время, само существование чего-то различимого, сама изменчивость, конечно же, содержит лишь вещи СУЩЕСТВУЮЩИЕ, различимые, то-есть, те, что можно наблюдать. А, значит, и установить некоторые закономерности. Пространство же, связанное с временем оператором дуальности, следовательно представляет собой область относительной неразличимости, ненаблюдаемости! Но раз в нем отсутствуют значительные различия, то в нем должна господствовать случайность! Действительно, трудно что-либо увидеть в пустом пространстве, но это только потому, что в нем трудно что-либо различить. Пространство есть сама неизменность, а то, что невозможно изменить, нельзя и познать. Это понимали уже древние. Слава богу, что неизменность пространства лишь относительна, значит относительна и его “непознаваемость” и “господство случайности”. Впрочем, попытки на практике “устранить” эту случайность есть попытки устранить неизменность пространства, то-есть, устранить само пространство как таковое, сделать его изменчивым, превратить во время. Таким образом, убрать случайность можно лишь насильственным путем, путем физического ИЗМЕНЕНИЯ ситуации! Будучи же предоставлена сама себе, случайность в пространственной фазе движения торжествует победу.

Последняя мысль показалась мне любопытной... То, что неизменное, неизменямое познать невозможно - это еще как-то понятно, действительно, нельзя же узнать как устроен “черный ящик” не разломав этого ящика, то-есть, не подвергнув его изменению, не переводя его из пространственного состояния во временное! Но ведь отсюда напрямую следует, что любое изучение, исследование вещи тем или иным способом влияют на эту вещь, изменяют ее. И именно в той мере, в какой эта самая вещь изменилась, устранилась и случайность, неразличимость в поведении, движении этой вещи. Получается, то, что мы видим, зависит от того, как именно мы смотрим... Забавно! Впрочем, уничтожить случайность, имевшую место в прошлом, пожалуй, невозможно, а потому воздействие на вещь при ее исследовании сможет лишь фиксировать то случайное состояние, в которое она пришла вследствие ее независимого движения (случайного) в прошлом и изменения, возникшего при самом этом воздействии. Такие дела.

Вагон подземки дернулся в последний раз и остановилися. Конечная станция. Приехали. Заслоняя фантастические случайности жизни, суровые законы действительности вступали в свои права.

ГЛАВА 9.

СКАЧОК В НЕЗНАЕМОЕ

Гостиницу, где были забронированы места для участников Конкурса, я нашел легко. Она оказалась единственным сколь-нибудь приличным зданием в этом районе трущоб. Окрашенное в ядовито-желтый цвет с черными подпалинами у окон - следами пожаров прошлого, это длинное строение казалось дворцом на берегу моря лачуг из поломанных рекламных щитов, обрезков жести и кусков асфальта. Сии роскошные виллы нищеты были, словно плющом, увиты веревками с трепетно сохнущим на ветру цветастым от заплат бельем. Картина дополнялась висевшим в вечернем воздухе густым гомоном ребятни, смешанным с пьяной руганью отцов семейств и криками матерей.

В номере меня ждали. Обменявшись с товарищем из столицы паролями и крепко пожав друг другу руки, мы присели на единственный в номере диван и разговорились. Моего нового знакомого звали Тис и по профессии он был физик. Это последнее обстоятельство решило все и уже через несколько минут разговора я был влюблен в него по уши. Впрочем, и последующие события это доказали, Тис вообще оказался отличным парнем и надежным другом. Пока же мы говорили и говорили, не замечая как проходят часы. Оказалось, нам есть что сказать друг другу (моя собственная словоохотливость, впрочем, подогревалась еще и страхом, что Тис спросит меня, где я, собственно, болтался последние две недели). Мы проговорили до утра, но мои страхи не оправдались. Тис не проронил ни слова о моем странном отсутствии.

На едином дыхании я выложил своему новому другу, звено к звену, всю цепь рассуждений о природе и возникновении Вселенной, все свои заветные мечты о покорении Космоса - ради свободы Талы. Тиса все это чрезвычайно заинтересовало, он даже обещал просить за меня в руководстве столичной группы, чтобы мне был обеспечен допуск ко всем экспериментальным исследованиям. А эсперименты по изучению пространства и времени велись, и велись полным ходом! Многое удалось выяснить, но еще больше оставалось невыясненным. Самым печальным было полное отсутствие сколько-нибудь приличной теории - горы фактов росли, а продвижение вперед по-прежнему оставалось чисто интуитивным поиском в темноте. Микроскопические частицы вещества вели себя более чем странно, их движение подчинялось, казалось, их собственной прихоти: то они двигались плавно, то - скачками, иногда они словно находили удовольствие в преодолении преград, абсолютно непреодолимых по всем понятиям, то вдруг чутко реагировали даже на небольшие изменения в устройстве приборов, не имевших, по видимости, никакого отношения к самим этим, элементарным, по выражению Тиса, частицам. Особенно меня поразил до сих пор необъясненный, опыт, когда частицы, запускаемые издалека, должны были пролетать через два отверстия в глухой стене. Очередная частица либо ударялась в стенку, либо пролетала через одно из отверстий, всегда через одно, что и отмечали приборы. Удивительным было то, что пролетая через одно из отверстий, частица совершенно непостижимым образом “чувствовала”, открыто ли другое отверстие или оно наглухо захлопнуто. И вела себя, соответственно, по-разному, в зависимости от ситуации!

Серый утренний свет с трудом пробился через закопченное, в мелких трещинках, стекло. И в лучах этого холодного света до боли ясно проступило коренное различие между элементарными частицами и мной: они могли лететь куда им заблагорассудится, я же должен был спешить на Конкурс. Тепло распрощавшись с Тисом, я присоединился к другим участникам, они уже садились в специально поданный по этому случаю огромный двухэтажный автобус. Ехать оказалось недалеко, не успели мы миновать район трущоб, как увидели невысокое серое здание с антенной интерпланетной связи на крыше. Результаты Конкурса немедленно будут переданы на Агру!

В зале, куда нас поместили, было множество дверей, все они были пронумерованы. Голос ведущего, усиленный многочисленными динамиками. называл фамилию одного из участников и номер двери, затем фамилию следующего и - пошло-поехало! Громкоговорители звучали непрерывно, оглушали, хлопали двери, впуская испуганных и выбрасывая вконец ошарашенных. В толпе тех, кого еще не назвали, метались несчастные, не успевшие вовремя найти свою дверь. Этих последних не впускали, видимо, это входило в условия Конкурса. Наконец, выкрикнули меня. Моя дверь оказалась совсем рядом, и через минуту я уже стоял перед мигающим табло в маленькой полутемной кабинке и какие-то расторопные люди присоединяли датчик к моим рукам, ногам, укрепляли медные обручи на голове... Затем люди исчезли и на меня из скрытых динамиков посылались вопросы. Темп был бешеный, такой, что через несколько минут ряса прилипла к спине. Вопросы были разные, в основном глупые, даже поражающие своей тупостью - от “чему равен логарифм единицы” до “сколько пальцев на ноге у негра”, но отвечать на них приходилось. Когда я почувствовал, что выжат как лимон, мне сказали, что я свободен, и дверь открылась, впустив очередного “счастливчика”.

Не прошло и полутора часов, как Конкурс был окончен и были названы имена победителей. Их было трое. Одним из троих был я, Росс Игл. Не могу сказать, чтобы меня это слишком удивило. Впору было ожидать чего-либо подобного.

Итак, я - победитель Вселенского Отбора! И скоро, уже совсем скоро, полечу на Агру! Прощай, Тала! Вдруг стало грустно и немного жутковато, когда стало доходить до сознания, что означает этот самый “Отбор”. Агра попросту “отбирала” у Талы ее лучших сынов, и этот отбор лишь укреплял ее господство! Как бы то ни было, я чувствовал, что жизнь моя совершает какой-то бешеный скачок, и безвозвратно уходят в тьму забвения и детство с его радостями и страхами, и вся, вся прошлая жизнь в забытом богом провинциальном городке... Новая, пугающая неизвестностью жизнь, мчалась навстречу. Ну, что ж, скачок, так скачок! Ведь все в этом мире движется скачками, даже сама Вселенная, почему бы и нам не принять участие во всеобщих скачках! Действительно, как я мог забыть, что первым движением этой несравненной, только что родившейся малышки по имени Вселенная был именно скачок? И еще какой! Из самого что ни на есть вечного, абсолютного покоя, то бишь пространства, да в жуткую круговерть времени, абсолютной изменчивости, временности, где покой и не снится... Слава Агре, что имеет совесть это самое время, знает, что и само лишь временно, вот и переходит обратно в пространство, чем скачок и заканчивается... Зато, как дух захватывает! Ведь это ж АБСОЛЮТНЫЙ СКАЧОК получается, верх безумия! И это наша-то Вселенная? Ну и ну, ничего не скажешь, лихая родилась малышка! Я, правда, рассматривал этот скачок чуть иначе - как прыжок из различимого, изменчивого времени в неразличимость пространства, что описывается как преобразование дуальности (умножение на мнимую единицу), ну и чтоб вынырнуть, имеется вторая часть скачка, обратное преобразование перехода пространства во время (чему соответствует умножение на мнимую единицу со знаком минус или, как говорят, на комплексно сопряженный оператор дуальности). Поскольку любое преобразование симметрии не только соединяет, но и разделяет, то мы получаем два различных, то-есть, различимых, последовательных во времени (одно из них исчезло, лишь затем появилось другое) состояния материи, разделенных областью неразличимости, то бишь, “пустым” пространством! Материя преодолела пространство и время! Да, но ведь неразличимость пространства есть господство случайности и уж, если ты туда нырнул... то никому неизвестно, у какого столбика, на каком номере цикла доведется тебе вынырнуть... Случайным, повидимому, будет и выбор мнимой единицы, от которой ведется счет этих самых циклов: ведь различия стерты... Вот уж поистине прыжок в незнаемое!

Впрочем, на этом этапе развития не только циклы-периоды пространства неотличимы друг от друга, совершенно одинаковыми оказываются и сами скачки Вселенной, то-есть, циклы: время-пространство-время. Дело в том, что не столько Вселенная скачет, сколько она сама и есть этот абсолютный СКАЧОК и больше ничего. Вселенная, в которой мы живем - ОДНА - единственная, значит и СКАЧОК всего ОДИН и нет никаких других. Точнее, все они абсолютно ОДИНаковые, неотличимы, неотделимы друг от друга, во всяком случае, ПОКА...

- Молодой человек, не Вы случайно монету выронили? - неожиданно раздался сзади дребезжащий старческий голос. Я обернулся: низенький сгорбленный человечек протягивал мне в своей ручонке серебристый кружок. Машинально сунув руку в карман, я, к своему удивлению, не обнаружил там четвертака, припасенного на обед - зато нашел там хорошую дыру, новенькую, как и сама ряса, что была на мне. Тот ли четвертак, что я потерял, совал мне старичок, или другой, какая разница! Главное, теперь было на что пообедать! Да и разве теперь разберешь, все монеты одного достоинства одинаковые, не отличишь. А вот купить на этот самый четвертак можно самые разные штуки: хочешь - тарелку супа, пожалуйста, хочешь - красивую нарукавную повязку с эмблемой Великого Братства - пожалуйста, что желаешь - то бери! Любопытная выдумка - деньги. Сделал, например, мастер какую-нибудь вещь и - тут же превратил, преобразовал, так сказать, ее в деньги, потом купил на них тоже вещь, но уже другую, отличную от первой, иначе - какой смысл! Совершил, таким образом, цикл: товар 1 - деньги - товар 2. Последнюю вещь (товар 2) он может опять продать и, если никто никого не обманул, вернуть себе те же самые деньги (точнее, неотличимые от них) и так проделывать сколько угодно раз. При этом товары через его руки будут проходить самые разные, а вот деньги, деньги будут возвращаться вновь и вновь ВСЕ ТЕ ЖЕ самые! Значит цикл оборота имеет две стороны, как у монеты, смотря с какой стороны на него посмотреть: как на цикл оборота денег или как на цикл оборота товаров. И эти две стороны одного и того же цикла РАЗЛИЧНЫ! Цикл оборота денег явно замкнут: от каких денег ушли, к таким и пришли. А вот цикл оборота товаров, напротив, абсолютно разомкнут: проданный товар совершенно не похож на вновь купленный! В цикле денег начальные деньги можно совершенно спокойно поменять с конечными - и ничего не изменится, ведь деньги одни и те же. А попробуй поменять местами первый со вторым, и все движение товаров в этом цикле будет выглядеть идущим в прямо противоположном направлении! Дело поправить сможет лишь возврат товаров на прежние места! Да, вещички с деньжатами, оказывается, умеют превращаться и скакать не хуже самой Вселенной...

Крепче держись за рога, Коровий Мальчик, иначе не выдержать тебе бешеного темпа Вселенского Родео! Скачки в разгаре! Итак, теперь очевидно, что абсолютный скачок имеет две различные стороны: цикл или оборот времени и цикл пространства. Если “смотреть” со стороны пространства, то скачок выглядит как: пространство-время-пространство, то-есть, как замкнутый цикл, кольцо, ведь пространство - область неразличимости, “одно” пространство неотличимо от “другого”. Иной вид приобретает тот же самый скачок “со стороны” времени: время-пространство-время есть цикл, скорее, абсолютно разомкнутый! Время как сама изменчивость, различимость, отлично даже от самого себя, не то, что от другого времени. Стоит поменять одно время на другое - и получишь обратный ход событий! Пространство же, похоже, смахивает на те самые деньги, что необходимы, чтобы одно событие “обменять” на другое...

Впрочем, тут, кажись, я маленько перебрал: “одно” событие, “другое” событие... Да, откуда бы им взяться этим многим событиям или “временам”, когда Вселенная-то у нас всего одна, она и есть наше единственное событие! Цикл времени потому и кажется разомкнутым, что одно и то же время, событие, отлично от самого себя на другом конце цикла! Постой, да откуда я вообще взял, что наша Вселенная одна-одинешенька, ведь не возникло пока никаких различий между “одним” и “многим”! Значит, на этом этапе развития Вселенной вообще невозможно сказать, одна они или их много... Похоже, что так...

В голове вдруг затрещало так, что я чуть не присел. Задрожала земля, и я понял, что дело не в головной боли: пока я размышлял, ноги сами принесли меня на окраину города, впереди, насколько видел глаз, простирался огромный пустырь, иссеченный дюнами отбросов и мусорными кучами. А над всем этим великолепием “второй природы”, сопровождаемая оглушительным ревом, вставала огненная заря - очевидно, за тем пустырем был космодром. Как зачарованный смотрел я на это чудо, созданное человеком. А ведь завтра, уже завтра! - ядерные дюзы поднимут в космос меня самого!

ГЛАВА 10.

НАЕДИНЕ СО ВСЕЛЕННОЙ

Время пролетело мгновенно, и вот - инструкции столичного Центра Сопротивления, вместе с обещанной Тисом литературой с данными эксперимента, получены. Диане через гвардейца послано прощальное письмо, а я уже утопаю в сверхмягком кресле пассажирского отсека космического корабля и в иллюминатор разглядываю последние приготовления к отлету. С такой высоты люди и машины кажутся какими-то малюсенькими букашками - до того велик боевой крейсер, на борту которого нас троих, победителей Вселенского Отбора отправляют в метрополию. Кроме нас, в отсеке несколько агриан, они держатся отчужденно, не удостаивая даже мимолетным взглядом. Для агриан они одеты даже слишком просто, видно это чиновники или мелкие дельцы, собравшиеся провести отпуск на родине. Изящная, с чисто агрианской строгой грацией, стюардесса задраила люк нашего отсека, и тут же над ее головой вспыхнули кроваво-красные буквы. Что-то по-агриански. Агриане, явно торопясь, пристегивали себя ремнями к креслам. Видно и нам пора это сделать. Вдруг загремело, загрохотало так, что застучали зубы. Тысячетонная махина крейсера задрожала, и земля рванулась, провалилась глубоко вниз, мелькнули километровые вышки взлетно-посадочных систем. Перегрузка вдавила меня в кресло, а в иллюминаторе круг горизонта становился все уже и уже с каждой секундой, и вот уже Тала видна почти целиком, в бело-голубой дымке облаков. До чего же красива наша планета! Тала уменьшалась в размерах на глазах, и из черной пустоты на нас уже глядели холодные звезды, их яркий блеск не затмевало даже косматое солнце.

Перегрузка держала нас в креслах долго, к этому времени Тала уже превратилась в слабо различимую на фоне мириадов звезд яркую точку. Но вот грохот ядерных двигателей смолк и необыкновенная, просто невероятная легкость овладела телом. Невесомость! Сколько об этом читано-перечитано, и вот я в открытом космосе! Скорей, скорей отстегнуть ремни, ощутить всю прелесть свободного падения! Стоило мне, однако, лишь слегка всплыть над креслом, как неудержимая тошнота подступила к горлу, мутило так, что свет померк перед глазами, казалось, я падаю, падаю в какую-то жутко-бездонную пропасть; скорее почувствовал, чем увидел, руку стюардессы, указывающую на маленькую дверь в противоположной стене отсека, закрытую цветной занавеской. Как оказалось, то был космический туалет.

Болезнь “открытого пространства” помучила меня еще несколько дней, страдали от нее и мои два земляка. Общая беда несколько сблизила нас, но как только новые знакомые узнали о моем простом происхождении, их интерес ко мне сменила холодная отчужденность. Еще бы, ведь сами они были как-никак из богатого сословия, а их отцы занимали видные посты в иерархической структуре власти. Я был один, совсем один на этом огромном корабле, а скоро буду один на целой планете, за миллионы километров от всех моих товарищей! Только теперь я постепенно начинал понимать, какая меня ожидала жизнь на чужой, враждебной Агре. Впервые восторг ярких впечатлений уступил место безысходному чувству одиночества.

Я одинок, как одинока была Вселенная тогда, в начале всего сущего, - эта мысль меня немного развеселила. Но ведь была она тогда всего-навсего огромным скачком, гигантской пульсацией материи, не более того. Она была одна, потому что была ЕДИНЫМ, непрерывным процессом, имя которому - скачок. Именно этот процесс, скачок объединял Вселенную в единое, делая ее ЕДИНственной. Правда, любой процесс не только Соединяет, но и РАЗъединяет, что и отражается в подобной же двойной природе операторов симметрии. Последний пример этому - две стороны абсолютного скачка: пространственная и временная. Так, поскольку переход пространство-время описывается оператором дуальности: g, а переход, естественно, обратным оператором: (-g ), скачок, как оборот пространства, выражающий, вследствие неразличимости пространства, скорее, ЕДИНЕНИЕ, непрерывность Вселенной как процесса, запишется в виде произведения: g·(-g) = 1. Скачок же как оборот времени, напротив, отражает РАЗЪЕДИНЕНИЕ, разрывность ТОЙ ЖЕ Вселенной, разрывность того же самого процесса и его можно записать так: (-g)·g = g^-1·g = (g·g^-1)^-1 = 1.

ЕДИНЕНИЕ и РАЗЪЕДИНЕНИЕ, два явно обратных друг другу (взаимообратных) оператора, как две стороны одного и того же скачка оказались обозначенными одинаково: единицей группы, у которой, как известно, обратный оператор совпадает с ней самой. Ну, тут я знаю, что надо делать, раз в самой природе она различны, пусть по-разному и обозначаются, нет ничего проще! Такое мы уже проделывали много раз, и каждый раз это приводило просто к расширению группы симметрии, увеличению числа операторов. Только вот как бы получше обозначение придумать?

Страшной силы удар потряс вдруг громаду корабля, застоналя переборки, звоном просыпался дождь осколков. Взвыли сирены, замигали лампы аварийного освещения. Я, к счастью, был пристегнут ремнями к креслу (чтоб не мучили приступы тошноты), и теперь они больно впивались в плечи, но держали, держали! Выли сирены, но корабль больше не трясло. Бросил взгляд в иллюминатор: на фоне ко всему безразличных звезд громоздились мрачные черные скалы. Где мы? Что вообще произошло? Неудачная посадка? Или, может, столкновение с астероидом? Агриан в отсеке не было, они вышли куда-то непосредственно перед аварией. Моих земляков тоже что-то не было видно. Надо было что-то делать, но что? Так, первым делом освободимся от ремней.

В воздухе плавали какие-то черные шарики, некоторые достигали размеров крупных виноградин. Одна “виноградина” ударилась мне прямо в лицо, размазалась по подбородку - это была какая-то жидкость. Машинально облизав губы, я почувствовал ее остро-соленый вкус. Кровь! Да, в красном свете аварийных ламп она должна казаться черной...

Наконец, ремни ослабли, и я всплыл над креслом: невесомость! Значит мы не на планете... Астероид! Хватаясь за спинки кресел, медленно поплыл к выходу. Где-то на уровне потолка болтались два бесформенных тюка. Подплыв поближе, я, к своему ужасу, обнаружил, что это мои несчастные земляки. Вместо голов у них на плечах колыхались шары еще не запекшийся крови. Никогда не видел я ничего страшнее! Оба, без всякого сомнения были мертвы. Борясь с подступающей тошнотой, я судорожно крутил штурвальчик, пытаясь отдраить люк. К вою сирен добавился какой-то новый звук, он шел откуда-то снизу, где были расположены двигатели. Наконец-то люк подался, и я с трудом протиснулся в коридор. Здесь звук, идущий снизу был слышен явственно. Если что-то действительно случилось с двигателями, то нам каюк... Почему же агриане не предпримут чего-нибудь, куда она вообще подевались, не могли же они все погибнуть? Мелькнула страшная мысль: агрианам на нас наплевать, они презирают и ненавидят нас, команда просто-напросто могла покинуть аварийный корабль и, не подумав предупредить об этом каких-то “тальяшек”! Так или иначе, медлить было нельзя. Неисправность в двигателях грозила ядерным взрывом, и он мог произойти в любую минуту. Нужно выйти наружу во что бы то ни стало!

Я легко свпомнил, где люк, ведущий наружу, но ведь там был космос, базвоздушное пространство! Счастливый случай помог мне - я обратил внимание на странную “баррикаду”, загромождавшую проход к дальнему концу коридора: это были скафандры, космические скафандры агриан! Видно, от удара дверца шкафа, где они хранились, открылась, и теперь она свободно разлетелись, закрыв проход своими пустыми “телами”. Выбрав первый попавшийся скафандр, я попытался натянуть его на себя. Не тут-то было, проклятая ряса мешала! Пришлось срочно сменить ее на один из агрианских летних комбинезонов, болтавшихся тут же, неподалеку. После этого все пошло как по маслу, скафандр был устроен очень просто, закрыть его удалось без труда.

Выходной люк отворился так, будто ничего и не произошло: агрианская техника работала просто превосходно, и вот - я ступил на поверхность астероида! Прежде, правда мне пришлось спуститься по практически вертикальному бронированному борту крейсера. Впрочем, понятия “вертикаль”, “горизонталь” здесь как-то теряли смысл... Техническая мысль агриан и тут оказалась на высоте: если бы подошвы скафандров не были снабжены совершенно непонятным образом работавшими даже на пыли, толстым слоем покрывавшей поверхность астероида, “присосками”, мне не удалось бы ступить здесь ни шагу, сила притяжения практически отсутствовала.

Ступив на поверхность, я постарался двигаться как можно быстрее, стремясь укрыться от возможного взрыва за ближайшими скалами. И лишь достигнув их, осмелился оглянуться. Корма корабля была сильно повреждена и излучала ровный вишнево-красный свет. Скорее к скалам! Как бы то ни было, не только корабль, но и скалы, за которыми я вначале думал спрятаться, успели скрыться за вообще-то довольно близким горизонтом астероида, как дрогнула, заходила ходуном почва под ногами, взметнулись вверх, затмевая звезды огненные языки протуберанцев. Боевого крейсера агриан больше не существовало. Я ненавидел наших поработителей всей душой, но все-таки жаль было этого чуда техники, к тому же, корабль мог послужить мне надежным убежищем. Теперь же я был абсолютно беззащитен перед лицом безжалостного космоса. Насколько скафандр продлит мой существование? Потеряв последний остаток сил, я медленно опустился в тысячелетнюю пыль. Сквозь забрало гермошлема попрежнему невозмутимо светили ко всему равнодушные звезды. Сколько их во Вселенной! А ведь когда-то они все были слиты в единое, неразрывное, все они были ОДНИМ, и это ОДНО называлось Вселенной... ОДНО, ЕДИНОЕ перешло во МНОГОЕ, разМНОЖилось, разъединилось на многие ОДНИ. Ну да, конечно, это та самая симметрия, о которой я раздумывал незадолго до кораблекрушения! Разрушение абсолютной неразличимости ОДНОГО скачка и МНОГИХ скачков есть появление различия между одним и многими, это понятно, но любопытно то, что ведь любое МНОГОЕ состоит из ОДНИХ и отличие КАЖДОГО из этих ОДНИХ от того, первого ОДНОГО, лишь в том, что это первое было действительно одно, их же, напротив МНОГО! Все эти многочисленные ОДНИ, скачки образовавшиеся путем разъединения первичного скачка - Вселенной, совершенно ОДИНаковы, тождественны как между собой, так и с самой Вселенной, из которой они произошли! Единственное свойство Вселенной на этом этапе развития, характеризующее ее как ОДНО есть ее ЕДИНство, ее непрерывность. Но именно этим свойством характеризуются и те МНОГИЕ, на которые она распалась: каждый из них точно так же ЕДИН и непрерывен как и Вселенная целиком! Именно это и описывает симметрия: ОДНО - МНОГИЕ или, что то же, симметрия: ЕДИНЕНИЕ -РАЗЪЕДИНЕНИЕ. Значит, на этом этапе развития Вселенной происходит появление лишь одного нового отличия, одного нового свойства: того, что было представлено в единственном числе, становится много!

Число! Так вот где таилась разгадка твоя! Операторы этой симметрии явно связаны с числами! Хотя, “один”, “много” - это еще далеко не числа... “Один” сам по себе - вообще не число, а “много”... уж слишком оно неопределенно, какое-то безудержное самовозрастание, сколько ни возьми, а “много” может стать еще больше... Вот, если бы его чем-нибудь ограничить... Да чем же это размножение остановить, разве что обратным оператором... Постой, это, кажется, идея! Число как последовательность взаимообратных операторов разъединения и единения, то-есть, как произведение операторов “одно” и “много”, как переход рождения многих к их уничтожению! Но ведь это означает, что определенное, конкретное число существует лишь в процессе, оно ВРЕМЕННО! Впрочем, раз уж “ничто не вечно”, почему же числу отказывать в надежде когда-нибудь обрести покой... Получается, число скачков во Вселенной непостоянно, оно изменчиво, но каждый из вновь возникающих или исчезающих “скачков” “как две капли воды” похож на “Большой скачок” - Вселенную! Буду, решил я, для определенности называть эти “скачки, которых много” квантами, чтобы отличать их от самого большого кванта - Вселенной. “Большой”, “маленький” - только теперь эти различия обретают смысл: Вселенная больше кванта просто потому, что в ней таких квантов много, но это единственное их различие!

Что ж, значит, числа, все, все такие знакомые нам по школьным урокам арифметики, - это операторы? Очевидно так, ведь любое число всегда лишь запись для обозначения конкретного количества чего-либо вполне реального из окружающего нас мира, а в этом мире ничто не остается неизменным. Да, похоже и сама форма записи чисел говорит об этом: число всегда есть некоторое ограниченное (не беспредельное) МНОЖество ОДИНаковых ЕДИНИЦ (вещей, например, скачков), МНОЖество ОДНИХ. Таким образом, любое число представляется в виде:

1·N, где: 1 - оператор ОДНОГО, ЕДИНЕНИЯ, а N - оператор МНОГОГО, РАЗЪЕДИНЕНИЯ, оператор МНОЖественности, численности. В такой записи число явно представлено как произведение взаимообратных операторов, скажем число: 5 точнее было бы записать как: 1 · 5 и т.п., правда подобные конкретные числа можно получить лишь в процессе практического измерения или, по крайней мере, детального расчета, мы же пока оперируем с предельно абстрактными, простейшими вещами.

Время за размышлениями текло незаметно. Да и, по правде сказать, не было ориентиров, по которым ему можно было бы вести счет. Звезды, верно, кружились по черному небосклону вполне исправно, да и рыжее косматое солнце то всходило, то заходило за острые зубья скал. Я мог считать проведение здесь “сутки по астероидному времени”, эти циклы от восхода до восхода, но все было без толку, потому что я не мог даже догадываться, сколько в этих “сутках” нормальных тальянских часов или... дней, месяцев?

Циклы, циклы, везде циклы! Я считаю “сутки”, Вселенная считает свои скачки-кванты... Когда-то я уже занимался чем-то подобным... Ну, конечно, то были циклы в циклических группах, связанных с кватернионами и бикватернионами! Помнится, еще по столбикам их считал... Но ведь тогда многие циклы были еще неотличимы от одного, были “слиты” с ним, только теперь в таком счете можно найти какой-то смысл! Тогда это было забеганием вперед. Зато сейчас считать уже вполне допустимо, но лишь достаточно развитыми циклами, такими циклами, которые представляют собой скачки, кванты. Циклы, которые мы рассматривали до появления квантов, считать бессмысленно, потому что рождение во Вселенной квантов, появление квантовой структуры материи и есть появление самой численности, числа как нового СВОЙСТВА материи! Значит бесполезно и пытаться разделить, разорвать квант или найти где-то “внутри него” какие-то части, меньше его самого, - это так же безнадежно, как стремиться разрушить Вселенную! Зато понятно, что подобные попытки, при достаточной настойчивости, могут, очевидно, привести к изменению конкретного числа квантов во Вселенной, то-есть, скажем, создать еще один квант.

Квант неделим в той же степени, в какой неразрушима Вселенная! Потрясающе! А ведь поначалу казался таким безобидным скачком... А какие еще свойства могут быть у квантов? Ну, да, конечно, как и у всякого скачка, у кванта две различных стороны, он может выступать в двух видах, смотря как его “повернуть”: в виде слаборазличимом, пространственном, неотличимом от вида других квантов в подобном же состоянии и во временном, изменчивом, резко отличимом от всех других квантов виде. Все кванты в этом последнем состоянии абсолютно отличимы друг от друга, все совершенно различны, но именно в том, что они все друг на друга непохожи, они, как и вообще кванты, одинаковы... Вот так дела!

А ведь именно стремление отличаться друг от друга этих ярых индивидуалистов привело к распаду единственной Вселенной на множество квантов! Кванты же другого сорта, напротив, стараются “склеить” все эти различные кванты в единое, неразличимое целое, в ОДНО. Для удобства я решил называть кванты, стремящиеся к разъединению, отталкивающиеся друг от друга, фермионами, а тех, что жаждут слияния, притягивающихся между собой - бозонами. Царство бозонов, царство неразличимости есть область, где нам должно казаться, что там ничего нет - ведь мы не сможем ничего различить, сколько бы не старались: но такое месть обычно называют пустым, пустотой! А в этой “пустоте” плавают островки, которые очень даже различимы, то, что мы привыкли видеть как “вещество”... Значит фермионы - это вещество, а бозоны - это “пустое” пространство, их разделяющее и, одновременоо, “склеивающее” их в единую Вселенную! Бозоны как кванты пространства (или, как еще можно сказать, кванты материального поля, ведь ясно, что пространство - это отнюдь не абсолютная пустота, не ничто) ответственны за непрерывность материи во Вселенной, тогда как фермионы за ее дискретность, относительную разрывность.

Поток новых необычных мыслей ошеломлял... Не в силах сдержать возбуждения, я вскочил на ного и как сумасшедший начал носиться, поднимая пыль на огромную высоту, угрожая кулаками только что взошедшей над горизонтом астероида Агре. Мы победим тебя, Чужая! Мы покорим пространство и время! Но космос с прежней холодной невозмутимостью и даже, как мне показалось с презрением, взирал на мои выходки. Пока что речь шла не о его покорении, а просто о том, чтобы выжить... Хотя, что я тут мог сделать? Оставалось лишь надеяться на помощь... И на чью? На помощь наших злейших врагов! А пока - думать, думать! И я вновь принялся за рассуждения. В черном небе возникла новая яркая звезда, но я ее не заметил...

Последней мыслью, приведшей меня в такое возбуждение было окончательное, предельно ясное осознание того, что вся наша, не какая-нибудь иная, а наша, именно, НАША ВСЕЛЕННАЯ, Вселенная, в которой мы живем, “содержится в одном-единственном кванте, любом из квантов, тех самых квантов, из которых, как теперь стало ясно, состоит и вещество и поле, все сущее на этом свете! Ведь этот квант до появления всех других и был всей нашей Вселенной, всей целиком, лишь потом он стал “одним из многих”, но и при этом сам он, естественно, совершенно не изменился! Да и сами отношения “внутри”, “вокруг” совершенно неразличимы для одного-единственного кванта, так что для него одинаково верно и то, что он “внутри” Вселенной и то, что Вселенная “внутри” него! Но это значит, что даже до самых далеких галактик рукой подать, они здесь, совсем рядом, даже внутри нас самих! Для того, чтобы их достичь, не обязательно восстанавливать разрушенную симметрию “одно - многое” целиком, полностью, достаточно лишь частичного ее восстановления, и мы сможем шагнуть в другую галактику как в дверь соседнего дома!

Впрочем, легко сказать, восстановить! А как это сделать? Для этого надо, по меньшей мере, понимать, как эти многочисленные кванты взаимодействуют между собой! Взаимодействие - это всегда какое-то изменение ситуации, переход одного в другое, значит надо сначала определить, во что переходят наши бозоны и фермионы! Да во что же им переходить, как не друг в друга! Ведь эти два сорта квантов не что иное, как две стороны все тех же скачков, и превращение одного из них в другой есть просто переход пространства во время! Действительно, поменяв время на пространство, мы вместо фермиона получим бозон и наоборот, превращение бозона в фермион достигается переходом пространства во время. Но ведь переход времени в пространство и обратно во время и есть определение скачка, движения. Значит движение, скажем, кванта вещества, фермиона во Вселенной происходит путем его превращения в бозон и обратного перехода в фермион - именно таков цикл скачка! И в “бозонной” фазе своего движения квант становится неразличимым, невидимым! Так вот как частицы вещества преодолевают пространство: путем “превращения” в него, точнее в его квант! Нет, это даже не симметрия, это какая-то СУПЕРСИММЕТРИЯ! Здорово, ничего не скажешь!

Кстати, поскольку каждый скачок имеет две стороны - разрывности и единства, непрерывности (то-есть, симметрия, в который уже раз, нарушила сама себя), почему бы не попробовать и здесь тот способ, что уже не раз себя оправдывал? А не ввести ли и здесь еще одну абстрактную единицу? Как мне удалось выяснить позднее, такая операция, действительно, возможна, то-есть, существует подход к понятию числа квантов и через “аппарат абстрактных единиц”. Именно, в точности как и ранее, надо исходить из того, что прежняя единица не совпадает со своим обратным оператором, что и является отражением нарушения симметрии на языке математики. Таким образом, надо просто умножить прежний цикл s₁s₂s₃g = 1 справа на новую “единицу”, которую можно обозначить, скажем, как g₀. Получим: s₁s₂s₃gg₀ = g₀, где, как и прежде, мы, очевидно, должны придти к новым “единицам”: g_i, которые выражаются через старые способы, что в точности повторяет уже известные нам подобные переходы: g_i = g₀s_i. Поскольку эти новые базисные векторы - “единицы”, в отличие от прежних векторов пространства или времени выражают как раз переход от времени к пространству (или от фермиона к бозону), то-есть, как бы “уточняют”, конкретизируют оператор дуальности g, имея в виду не переход от фермиона к бозону вообще, а переход при движении в направлении конкретного базисного вектора пространства s_i, логично считать, что g_i² = -1. Далее, нетрудно установить, что все новые “единицы” антикоммутируют между собой, что касается также и g вместе с g₀ , то-есть, при перестановке их порядка в произведении типа g₀g или gg_i, g₀g_i знак меняется на обратный. Известное условие s_i² = 1 дает:

(g₀g_i )² = -g₀²g_i² = 1, то-есть, g₀² = 1.

Переписав теперь еще раз выражение “цикла”, с которого мы начинали, через новые “единицы”, получим: (g₀g₁)(g₀g₂)(g₀g₃)gg₀ = g₀, откуда легко получить и новый цикл единицы: g₁g₂g₃g(-g₀) = 1, где использованы формулы, следующие из определения новых “дуальных единиц”: s_i = g₀g_i.

Тут мне вдруг пришло в голову, что такая суперсимметрия отнюдь не единственная симметрия квантов. Раз квант почти ничем от Вселенной не отличается, то он имеет и те же самые симметрии, что и Вселенная в целом! Такие симметрии можно назвать локальными, то-есть, “местными”, в отличие от подобных же глобальных симметрий Вселенной в целом, ведь каждый отдельный квант (в фермионном состоянии, поскольку бозоны вообще неразделимы), как простейшее изменение, элементарное движение - скачок, представляет собой принципиально неделимое на другие элементарное событие, точку, из которых и состоит пространство-время Вселенной. К таким локальным симметриям, значит, относятся: симметрия “рождения-существования (временности) - уничтожения” с ее операторами - мнимыми единицами i, j, k, которая теперь уже характеризует рождение-уничтожение кванта, а не Вселенной целиком, далее, симметрия по отношению к вращениям в пространстве с операторами s₁, s₂, s₃, и, конечно же, симметрия дуальности (перехода пространство-время) с оператором дуальности g, она же суперсимметрия (превращения фермион-бозон), а также симметрия перемещения (или, как еще говорят, сдвига) из одной точки (события) пространства-времени в другую, то-есть, скачка фермион-бозон-фермион.

Вдруг резко перехватило дыхание. Кончается кислород! Да, немного мне было отпущено... Как же теперь мои товарищи... Надо бороться... Мама, я не хочу умирать! Шум в ушах гремел колокольным звоном, все заволокло туманом. Последним моим видением была яркая звезда, разраставшаяся на глазах. И все исчезло.

ГЛАВА 11.

К БАРЬЕРУ!

Очнулся я от слепящего света. Мощная лампа с рефлектором мигнула и погасла, как только я открыл глаза, но еще несколько секунд я ничего не мог разобрать. Наконец, глаза привыкли к мягкому освещению, и я увидел наполненные состраданием улыбки, участливо склоненные ко мне головы в бледно-розовых треуголках врачей. Девушка с расширенными от жалости глазами что-то тихо говорила на непонятном языке, почти нежно поглаживая при этом меня по щеке своими длинными пальцами. Агриане? Что со мной? Почему я в операционной? Я сделал попытку привстать, но грудь пронзила такая резкая боль, что я чуть опять не потерял сознание. Та же девушка, которая только что говорила, сделала мне знак рукой не двигаться и опять сказала нечто непонятное, теперь уже обращаясь ко мне. Но ведь я не понимал ни слова! Я хотел было заговорить, рассказать о полете, об аварии, но нечто внутри меня вдруг восстало, и слова мои замерли на кончике языка. Что-то во всем этом было не так... Скосив глаза в сторону, я заметил разложенный на столе летний комбинезон и рядом с ним какие-то раскрытые документы. Агрианский комбинезон! Так вот в чем дело, вот откуда такая заботливость и даже нежность... Они принимают меня за своего! В комбинезоне, который мне пришлось натянуть на себя, чтобы влезть в скафандр, случайно оказались документы, возможно даже удостоверение личности... Но стоит мне проронить хоть слово на родном тальянском, как из героя космоса я превращусь в презренного туземца! Они ведь меня даже и лечить не будут, бросят подыхать, как собаку! А ведь у меня, похоже, что-то серьезное, боль такая, что и не пошевелиться... Что же делать? А что, если притвориться, будто шок вызвал потерю речи - и потихоньку попытаться хоть немного выучить агрианский? Идея отдавала безумием, но в ней была, пожалуй, единственная надежда...

Итак, я молчал, агриане попрежнему заботились обо мне, искренне стараясь “разговорить” своего “пострадавшего, делая буквально все, чтобы я “вспомнил свой родной язык”. Такое старание было весьма кстати, и я делал большие успехи в познании агрианского, тем более, что он оказался весьма простым, строго логичным языком, но заговорить пока не решался. Текло время, подобравший меня с астероида космолет пожирал пространство, двигаясь в неведомом мне направлении с невероятной скоростью...

Невероятной скоростью? Интересно, а с какой скоростью двигались кванты тогда, в начале “всего сущего”? Да что, вообще, такое - скорость? По определению, это нечто, вроде: число единиц расстояния (ага, значит, число квантов пространства!), проходимых частицей за единицу времени (то-есть, квант времени). Получается, что скорость кванта тем больше, чем большее число раз за весь процесс движения он пребывал в состоянии бозона, и чем меньше раз он принимал личину фермиона! Таким образом, скорость - это отношение числа бозонных состояний кванта к числу его фермионных состояний (очевидно, это средняя скорость по всей цепочке фермион-бозонных превращений кванта). Но ведь эти числа равны! Число бозонов во Вселенной на этом этапе развития с очевидностью равна числу бозонов, точнее, эти числа совершенно неразличимы, так как равны просто числу квантов вообще, без различия на фермионы и бозоны... А это, в свою очередь, означает, что абсолютно неразличимы и скорости квантов, ведь все кванты абсолютно одинаковы! Значит в “то время” ВСЕ кванты во Вселенной двигались с ОДНОЙ И ТОЙ ЖЕ СКОРОСТЬЮ! Поистине, такую скорость можно назвать ФУНДАМЕНТАЛЬНОЙ...

Впрочем, формально, пожалуй, можно приписать квантам различные скорости, только всегда надо четко понимать, что на этом этапе все скорости неотличимы от единственной фундаментальной, а это, конечно же, связано просто с неразличимостью бозонов, а значит, с произвольностью их числа. Только тут есть одна закавыка... Скорость, в нашем представлении, как-то естественно связана с быстротой изменений: чем больше скорость, тем быстрее, значительнее изменения. Но ведь увеличение скорости есть переход времени в пространство, скорость тем больше, чем больше пространственных, бозонных элементов в движении! А пространство - это покой, противоположность времени, в пределе полного перехода к пространству, всякие изменения, всякое течение времени на движущемся с предельной скоростью теле должны застыть, и обязан воцариться полный покой... Как же так? Надо разобраться в этом получше...

Улучив момент, я стащил у своей “сиделки” несколько чистых бланков и огрызок карандаша, а потом притворился, что представления не имею, куда они могли запропаститься... Теперь у меня было все, что нужно, и по ночам, когда заботливые агриане оставляли меня в покое, принимался за вычисления. Я заносил на бумагу лишь формулы, чтобы не выдать ненароком своего “неагрийского” происхождения...

Нужна была система координат, и я ее нарисовал. Я решил воспользоваться способом, применяемым обычно в теории комплексных чисел, ведь операторы времени связаны с операторами пространства именно умножением на мнимую единицу (оператор дуальности -g). По перпендикулярным осям абсцисс и ординат откладываем числа скачков кванта в пространственном и временном “направлениях”, то-есть, числа циклов, отсчитываемых от операторов-”столбиков”, базисных векторов пространства (скажем, s₁ ), либо времени (gs₁). Пожалуй, не стоит забывать, что вдоль осей символически откладываются скачки именно как операторы, а не просто как числа. Так “сложенная” из исключительно фермионных операторов ось ординат - ось времени, сама по себе отображающая, очевидно, “путь” покоящейся в пространстве частицы - кванта, при дуальном умножении на ( -g ) переходит в чисто пространственную ось абсцисс, составленную только лишь из бозонных операторов. Такой “поворот” оси описывает, как видно, случай перехода фермионных скачков кванта, всех целиком, в бозонные.

Если теперь отображать на графике “путь” кванта “длиной” в заданное, определенное число скачков и рассматривать изменение этого “пути” при увеличении его средней скорости, то-есть, при постепенном, так сказать, “поочередном” переходе фермионов в бозоны, то такой “путь” будет некоторой ломаной линией, “ломаным радиус-вектором”, поскольку бозоны и фермионы изображаются отрезками, параллельными осям абсцисс и ординат, соответственно. “Длина” этой ломаной, то-есть, число скачков независимо от их бозонного или фермионного характера, при этом, естественно, остается постоянной, а средний наклон по отношению к оси времени растет тем более постепенно, чем большим мы взяли общее число скачков и чем плотнее, вследствие этого, мы их вынуждены размещать на графике. Таким образом, “длина” такого “радиус-вектора” (в единицах операторов скачка) сказывается независимой от отношения числа бозонных скачков к числу фермионных, то-есть, от скорости частицы. Скорость же кванта (средняя) будет, в соответствии со всем сказанным, равной отношению “длин” проекций этой ломаной (графика “пути” кванта) на оси абсцисс и ординат. Чтобы не мучиться с ломаными и воспользоваться известными способами описания вращения, я решил все ломаные распрямить, не меняя их длин, а получившиеся теперь “классические” радиус-вектора расположить так, чтобы отношение проекций такого вектора на оси абсцисс и ординат совпадало со скоростью кванта. Таким способом получилось приближение, вполне, повидимому, пригодное для описания движения кванта. Оно, очевидно, было тем точнее, чем больше было квантом “сделано скачков” и чем ближе скорость кванта на маленьких отрезках пути была к его средней скорости, то-есть, чем равномернее он двигался.

Теперь было окончательно ясно, что поворот радиус-вектора (пути) кванта по часовой стрелке описывает изменение (увеличение) его средней скорости, процесс перехода времени в пространство. В операторном виде (для оператора времени) это запишется, очевидно, так:

gs₁·t = gs₁·tcosj = gs₁·t / Ö`1+tg²j ;

tgj = x·s₁ / gs₁·t = -g· x/t = -g·V

Здесь: t - независимая от скорости, или, как говорят, инвариантная длина радиус-вектора, равная числу скачков. Когда радиус-вектор направлен точно вдоль оси ординат (оси времени), t равно просто числу квантов времени или просто “времени”, “собственному времени” движения кванта. Такая запись - операторная, в ней использованы реперные (базисные) векторы пространства и времени: s₁, gs₁. Чтобы получить чисто числовую связь, устраним эти операторы, сократив обе части равенства на gs₁, и воспользовавшись определением единицы: g(-g) = 1. Тогда получим число квантов времени или просто время, протекшее для наблюдателя t:

t = t / Ö`(1+tg<sup>2</sup> j) = t / Ö`(1-x²/t²) = t / Ö`(1-V²); V = x/t

Здесь V - самая настоящая скорость. Получается, что при приближении скорости к единице, то-есть, к фундаментальной скорости (числа бозонных и фермионных состояний равны) число квантов времени “протекших” для наблюдателя растет неограниченно - даже если квант “сам по себе” совершил всего один прыжок: Да больше того, поскольку реальные скорости квантов, как мы выяснили, неотличимы от фундаментальной, то под скоростью можно подразумевать лишь некоторую фиктивную скорость, скорость “наблюдателя”, отнюдь не самого подобного кванта; а это значит, что и число наблюдаемых бозонных состояний растет по тому же самому закону, то-есть, стремится к бесконечности при ускорении до фундаментальной скорости (впрочем, бесконечность никак не может быть достигнута ни во времени, ни в пространстве, тут мы имеем чистые издержки использованного приближения большого, бесконечного числа скачков - реально, конечно же, достигается лишь число скачков, образующее Вселенную).

Ну, что касается времени, то тут все как и должно быть: ускорение кванта приводит к застыванию его изменений, замедлению течения его “собственного” времени по отношению к времени “наблюдателя”, то-есть, как раз к процессам, соответствующим переходу времени в пространство. Квант же сам по себе “спокойно” совершает скачки во времени, причем, посколько время обладает различимостью, всегда можно точно сказать, в какой “точке” времени находится квант, он последовательно переходит от одного фермионного состояния к другому, образуя упорядоченный ряд простейших событий - появлений (различений) кванта в различных фермионных состояниях (координатах кванта по времени). Совсем иное дело с пространством: там, с точки зрения “наблюдателя”, один-единственный квант в момент перехода в пространственную фазу своего движения оказывается ОДНОВРЕМЕННО, сразу в огромном количестве бозонных состояний... Как это может быть, ведь квант всего один? И если его “поймать”, то он явно окажется в каком-то одном месте, а не во всех сразу! Так, кажется, ситуация начинает проясняться: поймать - значит изменить что-то, сделать квант различимым, а ведь пространство - это сама неизменность, неразличимость! Мы с этим уже где-то встречались... Вспомнил! Случайность! Здесь проявляется случайность! Неразличимость бозонных состояний, то-есть, неразличимость координат кванта в пространстве может нарушена лишь изменением ситуации, например, попыткой “поймать” или, хотя бы сделать наблюдаемым, различимым квант в этой фазе движения. Но поскольку “до этого” неразличимость господствовала безраздельно, невозможно сказать, где именно, в какой точке пространства квант будет обнаружен! Будут ли пространственные координаты вновь обнаруженного кванта теми или другими - это лишь дело случая! По сути, он может быть найден в любой точке Вселенной...

Постой, но ведь квант и сам по себе, без всякого внешнего воздействия переходит из бозонной фазы в различимую фермионную. В какой же точке пространства он появляется, совершив всего один скачок? Все рассуждения вполне применимы и здесь. Да почему бы и нет? Значит, после первого же скачка квант может оказаться в любой, буквально в любой точке пространства Вселенной и ни одна точка не имеет ни малейших преимуществ перед остальными! А если скачков несколько? Получается, что если квант “выпущен” в одном месте, а “пойман” в другом, то он мог идти к этому месту любым, даже самым запутанным путем, и ни один из путей не может быть предпочтительнее других! Нельзя, очевидно, и установить, каким именно из возможных путей “воспользовался” квант, ведь пытаться сделать это - значит нарушить неразличимость в процессе движения, то-есть, уничтожить тот самый принцип, что привел к “равным возможностям” для всех путей....

Я почувствовал, что подбираюсь к тому самому барьеру неизведанного, что пытались преодолеть Тис с друзьями в своих экспериментах с “элементарными” частицами. У них ведь тоже выявилась непредсказуемость поведения движения частиц, зависимость его от наблюдения. Но я штурмовал этот барьер с другой стороны! Теоретический, абстрактный подход давал возможность построения теории, и я понял, что время это не за горами.

На следующий день я рискнул сказать несколько слов по-агриански. Несмотря на мои старания наилучшим образом воспроизвести манеру говорить и произношение агриан, это мне удалось, как я понял из последующих событий, довольно плохо. Тогда, однако, никто ни о чем не догадался.

ГЛАВА 12.

ОДИН ШАНС ИЗ...

Удивительно действие агрианской медицины! Не прошло и трех недель как меня подобрали бездыханного на этом проклятом (а, может, напротив, счастливом?) астероиде, и вот - я уже свободно разгуливая по кораблю, занимаюсь в спортзале, даже купаюсь в небольшом корабельном бассейне! А ведь я был уже, фактически, мертв - клиническая смерть, так это, кажется, у них называется... Пережить саму смерть, такое удается не всякому! И бассейн тут у них прелюбопытнейший... Вход в него - через специальный шлюз, да и плавать-то, собственно, в нем невозможно: невесомость! Все время находишься “под водой” (“под”, “над” - как тут разберешь!), а подышать захотел - так, пожалуйста, вокруг воздушных пузырей тьма-тьмущая, подплывай к любому и “ешь”, глотай в свое удовольствие!

Я уже перезнакомился со всей командой, хотя по имени знаю лишь немногих. Агриане, в сущности, совсем неплохие ребята! А как они все заботятся обо мне, каждый старается чем-то помочь, все считают за честь стать моим другом... Мирра, сестра-сиделка, что ухаживала за мной все долгие недели, так та просто влюбилась в меня и теперь мгновенно покрывается румянцем при каждой “случайной” встрече в корабельных коридорах. Ну, еще бы, ведь я для нее - герой космоса, опять же, представлен к правительственной награде!

Особенно сдружились мы с одним парнем по имени Корр. Произошло это, видимо, потому, что Корр был единственным из всей команды, кто никогда не делал попыток заставить меня “вспомнить” что-либо из моей “прошлой жизни” на Агре и службе в космических войсках. Темы наший разговоров касались, в основном, вопросов чисто технических, Корр рассказывал об устройстве корабля, принципах работы ядерных двигателей. Средством нашего общения зачастую служили математические формулы. И кто бы мог подумать, что именно они... Но, впрочем, все по порядку.

Однажды вечером, когда в кают-компании собрались все свободные от вахты члены команды, хлопнул люк, и в помещение решительно вплыл Корр. Он был в парадной форме космолетчика, что уже само по себе было странным в столь бедничный день. Я потянулся было, улыбаясь, к нему навстречу, но, словно не видя меня в упор, проскочил мимо и замер, круто развернувшись, в центре кают-компании. “Этот человек” - начал он, указывая пальцем на меня, “вовсе не герой космоса. Более того, он даже не агрианин!” Кают-компания завертелась у меня перед глазами.

“Я окончательно понял это, когда занимался с ним математикой”,- продолжал Корр, глядя мне прямо в глаза: “Методы, которые он использует, не приняты на Агре!”

-Так, кто же он, по-твоему? - спросил кто-то.

- Паршивый тальяшка! - сквозь зубы процедил Корр.

И тут... я вдруг услышал свой собственный, дрожащий от благородного негодования голос:

- Это неслыханное оскорбление! Вы ответите за это! И я еще считал Вас своим другом...

- Дуэль! - закричали сразу несколько голосов.

- Дуэль... - эхом отозвалась кают-компания.

По кодексу чести агриан, оскорбление, нанесенное публично, могло быть смыто только кровью обидчика.

И вот уже космобот, тарахтя своим химическим движком уносит нас с Корром, да еще двоих секундантов и врача все дальше и дальше от корабля, туда - в открытый космос... В опечатанном (лично капитаном!) ящике - два бластера с полным боекомплектом. Нам помогают надеть громоздкие боевые скафандры, закрепляют на спинах ранцевые реактивные двигатели. Я выбираю себе оружие и через мгновение мы уже болтаемся в пустоте в двух милях друг от друга, а космобот с секундантами, сверкая плазменными вспышками поспешно удаляется на безопасное расстояние.

Ловлю в прицел бластера блестящую точку. Это - Корр... Точка дрожит, уходит в сторону... Запустил двигатели, маневрирует! Сейчас будет команда... Надо же, ведь именно Корр научил меня пользоваться этой техникой! Запускаю свой ранцевый движок... В наушниках хриплый голос врача: “Внимание, приготовиться... Огонь!!!” И тут же - вспышка! Корр выстрелил первым... Промах! Вот точка - Корр вновь в прицеле, и я нажимаю гашетку несколько раз подряд... Ошеломляющая вспышка! Глаза мгновенно наполняются слезами... Я погиб! Непростительная ошибка - я забыл опустить затемняющееся стекло! Теперь - смерть! Корр больше не промахнется...

Судорожно пытаюсь хоть на миг стряхнуть с глаз слезы, но ничего, решительно ничего не выходит... Резь в глазах сильнейшая... Корр уже наверняка поймал меня в прицел своего бластера! Сейчас, вот сейчас он...

Что-то огромное надвинулось справа... Двигатели на форсаж! “Черт побери, чего Вы шарахаетесь?” - да ведь это голос врача из наушников! Космобот? Огромное надвинулось вновь и магнитные поля мягко втянули меня в шлюз космобота.

Скафандр снят заботливыми руками друзей, резь в глазах ослабевает, и я вглядываюсь в улыбающиеся лица. Тарахтит движок космобота. А где же Корр? И только теперь понимаю, что спасен... Я выиграл космическую дуэль! Честь “агрианина” не пострадала.

В свое кубрике я оказался уже под утро и долго не мог заснуть, ворочаясь в подвесной койке. Один шанс из тысячи... Да что там, один из миллиона! Как мне удалось попасть из бластера в эту крошечную точку бескрайнего космоса, которой, теперь уже навеки, стал Корр? Как вообще смог тальянец, почти мальчишка, победить закаленного космического бойца? Случай, всемогущий случай! Был шанс - и мне посчастливилось им воспользоваться...

Шанс! А что это, кстати, за зверь такой - шанс? Вот говорят: “Один шанс из...” Ах, да, ну конечно, число шансов - это число возможных, в принципе, результатов, исходов какого-нибудь явления, процесса. И если все происходит каким-либо одним из этих многих возможных способов, то и говорят, что был один шанс из..., скажем, из шести, если мы бросаем игральную кость и хотим, чтобы выпала, например, тройка! Если же нам сгодится не только тройка, но и двойка, то мы имеем уже два шанса из тех же шести возможных, то-есть, при большем числе благоприятных (требуемых) исходов число наших шансов увеличивается (при том же самом общем числе исходов наши шансы складываются). А если нам нужно, чтобы некий квант, скажем, квант излучения бластера, попал в заданную область пространства (то-есть, в те бозонные состояния, что заняты твоим противником), то число шансов выиграть дуэль равно числу этих бозонных состояний из общего числа исходов, равного числу этих состояний во всей Вселенной. Так, поскольку я и Корр “занимали” практически равные числа бозонных состояний (он был близок ко мне по комплекции), то... Что же, выходит шансы на победу у нас были равны? Но ведь Корр был метким стрелком, а я ... А-а, так вот в чем дело: при подсчете шансов надо брать лишь равновозможные исходы, такие, из которых ни один не является более вероятным, чем остальные! Мой подсчет шансов был бы правильным, если бы мы стреляли наугад, не целясь, что сравняло бы наши возможности...

Наугад! Так ведь сами по себе кванты как раз так и движутся - “наугад”, случайно превращаясь то в одно, то в другое из возможных, абсолютно неразличимых (то-есть, равновозможных!) бозонных состояний или, говоря другими словами, оказываясь с равной вероятностью в любой точке (бозонном состоянии) пространства! Общее число этих состояний (то-есть, число равновозможных исходов), очевидно, равно общему числу квантов по Вселенной и, таким образом, одиночный квант имеет ровно один шанс из этого огромного числа, чтобы очутиться в произвольном бозонном состоянии (точке пространства)! Любопытно, что скорости движения квантов при этом абсолютно одинковы, неотличимы от фундаментальной, единой для всех, скорости - просто потому, что вследствие абсолютной неразличимости самих квантов, в любом случае нет никакой возможности установить, тот или иной квант появился в данном бозонном состоянии!

Тут мене вдруг пришло в голову, что число шансов для кванта (скажем, фермиона) обнаружить себя, “выйти на свет” из данного бозонного состояния можно подсчитать и другим любопытным способом. Ведь для того, чтобы обнаружить себя в некоей точке, квант должен сначала появиться в ней, “родиться”, и при этом “не исчезнуть”, просуществовать некоторое время, то-есть, пройти полный цикл от выхода из пространственно-бозонной фазы неразличимости до обратного ухода в нее. Это - классическая “жизнь” кванта, точнее, его фермионного состояния “от восхода до захода” за пространственный “горизонт”. Операторы “восхода” и “захода”, очевидно, могут отличаться лишь знаком у мнимых единиц, то-есть, направлением дуального перехода (от пространства ко времени или наоборот), значит, надо лишь подсчитать число шансов за то, что квант “взойдет” и оно, вследствие симметрии ситуации “восход-заход”, будет в точности равно числу шансов на “закат” недолгой жизни фермиона. Действительно, из-за равновозможности всех путей (“историй”) движения кванта число шансов за его проявление в данной точке пространства равно числу путей, ведущих в данную точку из всех возможных состояний этого кванта во Вселенной при общем числе исходов, соответствующем числу путей, ведущих во все другие (кроме данной) точки, - состояния. Число же шансов за исчезновение кванта из той же точки, очевидно, тождественно числу шансов за появление, только все пути ведут в обратную сторону, оставаясь при этом сами собой. Исчезновение - это ведь как бы обратный ход времени по отношению к рождению! Ну, ладно, это все еще можно понять, но вот каким образом в шансы на жизнь сегодня могут войти шансы на смерть завтра - это непостижимо!

Да, верно, мы рождаемся, чтобы... умереть. Все пути-дороги от рождения ведут к смерти. А вдруг найдется хоть одна - узенькая тропиночка, что тогда? Но тот, кто абсолютно бессмертен, тот не мог и родиться! Так, вот в чем дело... Раз в природе все временно, смертно, то и родиться можно только, когда есть возможности, шансы умереть! “Не наступай, не заготовив позиций для отхода в мир иной” - вот девиз всего сущего! Между прочим, отсюда следует, что чем больше шансов умереть, тем больше шансов и родиться... Впрочем, где выше смертность, там выше и рождаемость – иначе просто не выжить!

Так, теперь, если число шансов-путей, ведущих в некоторую точку, равно n, то каждый из этих путей может быть “продолжен”, выведен из этой точки тем же самым числом способов ( n ). Значит, общее число шансов для кванта появиться в данной точке и затем исчезнуть, то-есть, просуществовать в ней некоторое время, равно n² . Шансы, следовательно, при этом перемножаются. Очевидно, однако, что перемножаются и общие числа исходов: если для появления и исчезновения по отдельности числа исходов были равны N, но теперь общее число исходов будет N².

На следующий день, роясь в библиотеке корабля, я обнаружил школьный курс теории вероятностей (для агрианской школы, естественно!), из которого, хоть я и плохо еще разбирался в их письменности, сумел уяснить, что частное от деления благоприятного числа шансов на общее число возможных исходов называется вероятностью. Вероятности независимых друг от друга возможностей складывались, если же одна из возможностей могла произойти только при осуществлении другой (скажем, умереть можно только уже родившись), то вероятности таких возможностей перемножались.

Во время обеда капитан объявил, что корабль прекращает патрулирование внешнего орбительного сектора и берет курс на Седьмую, где Службой Контроля зафиксирован бунт заключенных.

ГЛАВА 13.

ПЛАНЕТА БЕССМЕРТНЫХ

- Сегодня в десять будем на планете бессмертных! - так утром, тщетно пытаясь стянуть края расходящейся на высокой груди космоблузы, сказала Мирра: - Милый, помоги!

- Каких таких бессмертных? - поинтеросовался я, взяв на себя эту трудную миссию, - это Седьмую так называют, что ли?

- Будто не знаешь, что там не умирают! Так же, как, впрочем, и не рождаются! - улыбнулась девушка, разглядывая в зеркале свои стройные ноги. - А я вот с некоторых пор каждую ночь умираю и рождаюсь вновь...

- И она с любовью заглянула мне в глаза.

- Ну, а если серьезно? - немного зло обрезал я. С тех пор, как я первый раз постучался вечером в ее кубрик, ее назойливое обожание стало мне понемногу надоедать.

- Ну, - надулась Мирра, - то, что заключенными не рождаются, это ты, надеюсь, понимаешь. А умирать на Седьмой, действительно, никто не умирает, смертников переводят на спецастероид, он тут, недалеко.

Мирра оказалась права, и в половине одинадцатого по корабельному времени мы уже проходили контрольный досмотр в здании космопорта Форт-Зета - маленького городка в субтропическом поясе Седьмой. Городок оказался просто райским уголком: голубые волны многочисленных бассейнов разбивались о золотой песок роскошных безлюдных пляжей, лизали стволы стройных пальм, тенистые рощи которых частенько сбегали прямо к воде. Но отдыхать было некогда: в кармане комбинезона уже лежал свернутый вчетверо листок приказа, согласно которому я, как офицер космофлота, временно приписывался к гарнизону войск специального назначения и назначался командиром батальона захвата. Наш патрульный космолет нуждался в текущем ремонте, и всех свободных членов команды раскидали по местным гарнизонам, где уже полным ходом шла подготовка к решительным действиям.

До места дислокации полка я добрался вертолетом. Быстро уменьшился в размерах и унесся вдаль искусственный оазис Форт-Зета, и Седьмая планета предстала во всем своем мрачном величии: под нами проплывали бесконечные песчаные дюны, изредка прорываемые безжизненными скалистыми пиками, облитыми безжалостным солнцем.

Командир полка, сухой, флегматичный агрианин с иссеченным морщинами лицом, сразу ввел меня в курс дела. Восстали рабочие урановых родников: все они были обречены, так как уровень радиации в шахтах никогда не опускался ниже безопасной черты, но в свои последние годы они требовали к себе привилегий, что не допускалось внутренним распорядком. Их было несколько тысяч. Все осложнялось тем, что рабочие заняли старые выработанные штольни, каменный лабиринт которых не был как следует известен даже центральному командованию, и грозили при первой же попытке атаки подорвать входы, что затормозило бы работы, по крайней мере, на несколько месяцев. Этого нельзя было допускать. Итак, дело предстояло жаркое.

На следующий день я сидел перед распахнутым окном своей комнаты и наблюдал, как на плацу, куда выходило окно, сержанты проводят строевую подготовку вверенного мне батальона. Приятно было видеть отличную выучку, молодцеватую подтянутость солдат и офицеров. Потягивая через соломинку только-что принесенный горничной (кстати, прехорошенькой!) местный прохладительный напиток, я с удовольствием отмечал, что батальон выполняет команды “как один человек”: то шагает так, что удары многих каблуков сливаются в один, то резко останавливаются, то делает четкий поворот. Казалось, люди в шеренгах связаны в единое целое какой-то невидимой, но очень прочной нитью, да что там, это был просто один человек во многих лицах, словно отраженный в многочисленных зеркалах!.. Только вот, кто же из них настоящий, а кто - отражение?

Такое вот синхронное, единообразное движение в физике называется когерентным. Можно сказать, что людские волны - шеренги сейчас когерентны... Постой, но ведь движение квантов тоже абсолютно одинаково - значит и оно когерентно? Ну, конечно! Но ведь, тогда море квантов тоже ходит волнами? Волны материи... Отлично, ведь волна - как раз образ периодического, циклического движения. Так вот, в чем в первую очередь выражается цикличность времени - в волновой природе материи!

Впрочем, солдаты, в отличие от квантов, не могут менять своего места в колонне на место, скажем, соседа. Не могут они и превратиться в пустое место (пространственное состояние!), кванты же, будучи абсолютно одинаковыми, во время движения свободно меняются местами и переходят из одного состояния (скажем, фермионного, временного) в другое (бозонное, пространственное). И движение это, как мы уже выяснили, из-за все той же неразличимости происходит абсолютно случайно. Забавно, что когерентности “строя” квантов это никак не может нарушить! (Попробуй докажи, что это тот самый квант, а не другой!).

Сержанты дали команду “Вольно!”, и солдаты разбрелись по плацу кто куда. Большинство из них бесцельно бродило, словно иллюстрируя мои мысли о случайном движении. Картина вначале была довольно однородной, будто подтверждая, что полное отсутствие порядка - тоже вид порядка, однако, вслед за этим стали происходить совсем странные вещи...

В движении солдат по плацу попрежнему незаметно было никакой системы, но их (случайные, я готов был в этом поклясться!) шаги стали приводить к нарушениям однородности распределения солдат на площади: в одних местах образовывались скопления людей, которые затем бесследно рассасывались, в других, напротив, возникали участки, от солдат совершенно свободные, потом и они заполнялись скучающими людьми.

Случайность приводила к различиям в числах людей, находящихся в данный момент в разных местах плаца! Ф-фу, да ведь в этом нет ничего удивительного! Случайность ведь лишь следствие безразличия, неразличимости, и грех забывать, что именно такое состояние и порождает всегда и всюду различия! Просто раньше мы имели дело с различиями вообще, а теперь у нас появляются различия чисел, количественные! Для квантов - это означает, что их числа в фермионном и бозонном состояниях могут стать различными - и именно вследствие их первоначальной неразличимости... Теперь кванты “имеют право” обладать различными скоростями, в том числе, и отличными от фундаментальной (скажем, если квант большее число раз был в фермионном состоянии, чем в бозонном). Фермионы могут теперь “скапливаться”, группироваться в одних “местах”, а бозоны - в других, образуя островки вещества и области “пустого пространства” соответственно...

Солдат распустили по казармам - скоро обед! - и лишь один горемыка все еще бродил по пустому плацу... Да, так ведь только теперь, когда стало возможным возникновение значительных областей “пустого пространства”, заполненных только бозонами, и можно с полным правом говорить о “движении в пространстве одиночного кванта!” И там, где раньше могли группироваться многие кванты, теперь речь может идти лишь о группировке шансов, то-есть, о вероятности для этого кванта “вынырнуть” из того или иного бозонного состояния. Так, в одни места он случайно может попадать чаще, чем в другие. Ну, хватит, пора обедать!

Пообедать мне, однако, не удалось. В коридоре корпуса я нос к носу столкнулся со сгорбленным человеком в невообразимого вида рубище. Его конвоировали два солдата из спецвойск. В его тщедушной, но исполненной какой-то внутренней гордости фигуре почудилось вдруг что-то знакомое, до боли родное... Отец? Не может быть! Сердце бешено рванулось из груди, удары его, казалось гулко отдавались в бетонной трубе коридора.

- Кто это? - стараясь сдержать нахлынувшие чувства, спросил я у конвоира.

- Делегат от бунтовщиков! - процедил сквозь зубы солдат: говорят, член их какого-то комитета... И он смерил пленника таким презрительным взглядом, будто перед ним был не человек, а букашка, бесконечно малая величина.

Пленник поднял глаза и оглядел меня с некоторым удивлением. На секунду наши взгляды встретились, но в его глазах я не прочел ничего... Он не узнал меня! А я сам? Был ли я уверен, что этот человек - мой пропавший отец? Ведь столько лет прошло...

Как бы то ни было, я проследил за конвоем до самых ворот в шестиметровом заборе, окружавшем расположение нашего полка, и видел, как, освобожденный человек в рубище медленно побрел по бесплодной пустыне - туда, где угрюмо высились громады терриконов. Он шел на смерть и знал это. Я вспомнил, что командир упоминал про какого-то “делегата”, которому будет вручен текст ультиматума. Срок ультиматума истекал через три дня...

Да, этот человек - настоящий герой! И он мог быть моим отцом! Во всяком случае, он тальянец, как и я, и, наверняка, до ареста был членом Фронта Сопротивления!... А для агриан он - букашка, вздумавшая бунтовать... Проклятые ангриане! Ничего, что вы пока сильнее... Это - чисто количественное различие!

Да, чисто количественное, но на сегодня - абсолютное... Агриане абсолютно сильнее нас! Ничего, вначале все кажется абсолютным, а потом... В начале Вселенной - тогда ведь тоже все различия были (или только казалось?) только абсолютными! Количественные различия, различия между числами, значит, тоже! Если уж тогда, в начале всего сущего, случайность породила различия в числах, то уж только абсолютные и никакие иные! Так, но ведь основа числовых различий это: “больше - меньше”, значит, будет “абсолютно больше”, либо “абсолютно меньше”. Теперь, вспоминая, что число квантов во Вселенной (или число шансов для одиночного кванта) есть не какое-либо конкретное число, а оператор, главным свойством которого является ограниченность, конечность (поскольку процесс размножения квантов ограничивается процессом-оператором их слияния), то, очевидно, оператором числа, абсолютно отличного от числа ограниченного, конечного, может быть только обратный ему оператор числа неограниченного, бесконечного! Дело обстоит в точности таким образом, как уже было со временем и пространством: конечность числа - “синоним” его временности, роль же “безвременного”, “вечного” пространства в случае числа играет числовая бесконечность. И так же, как три составные части оператора времени (рождение, существование, исчезновение) в “безвременьи” пространства оказались тремя его измерениями, реперными векторами базиса пространства, так три части оператора конечного числа (увеличение, существование числа, уменьшение) в бесконечном числе, в числовой бесконечности оказываются операторами бесконечно большой, бесконечно малой величин и третьим оператором - оператором перехода от бесконечно малой к бесконечно большой величине.

В голове все поплыло, возникло такое ощущение, будто из темных глубин постепенно выходишь на свет... Ведь такие штуки мы уже изучали в курсе математики: бесконечно малые, то бишь, операторы бесконечного уменьшения - это ведь классические дифференциалы ( dx, dy и все такое прочее!), бесконечно же большие, как обратные им операторы, это, конечно же, - операторы интегрирования ò , в смысле бесконечного суммирования, сложения! Переход же от первых ко вторым, то-есть, произведение этих операторов - бесконечная сумма бесконечно малых, неопределенный интеграл: òdx ! Значит, как конечное число (оператор!) есть конечная сумма ( N ) многих единиц 1 (одних), так “бесконечное число” - бесконечная сумма ( ò ) бесконечно многих малых единиц dx (дифференциалов). Какая тесная связь конечного и бесконечного! Ведь возможность их перехода друг в друга, их симметрия означает, что они во многом близки, почти одно и тоже! Но с каким трудом это укладывается в голове привыкшей мыслить материю неизменной, закостенелой... А если подумать, то ведь, что лежит за границей конечного как такового? Что начинается там, где кончается всякое конечное, ограниченное, конечное вообще? Очевидно, там-то как раз и начинается бесконечное, безграничное! Конечное граничит с бесконечным, более того, бесконечное, “окружая” конечное, само у служит непосредственной границей этого конечного: конечное, оканчиваясь, становится самим бесконечным!

Любопытно, а есть ли конец у бесконечности? Ну так, раз она граничит с конечным, то она и кончается там, где начинается конечное! Будучи процессом, оператором, бесконечность сама переходит в конечное, имеет конечный предел! Ну и ну...

Тут я почувствовал совершенно явственно, что силы мои, казавшиеся дотоле бесконечными, подходят к своему пределу и решил пораньше завалиться спать. Тем более, что в голове у меня на завтра начал вызревать дерзкий план.

ГЛАВА 14.

В ВОЛНАХ ПРОСТРАНСТВА-ВРЕМЕНИ

- Господин офицер будет завтракать? - нежный девический голос вывел меня из утреннего забытья. Я с трудом оторвал голову от подушки. В дверях комнаты, явно смущаясь, стояла коротко стриженная блондиночка с полным подносом какой-то местной снеди. Я кивнул, и она, все еще смущаясь, шагнула к кровати и пристроила свой поднос прямо на маленький столик, стоявший рядом, неловко уронив при этом пачку бело-голубых салфеток. Подбирая рассыпавшиеся кружевные бумажки, она низко наклонилась, и я невольно скользнул взглядом за вырез ее белоснежной кофточки. “Симпатичная девочка!” - мелькнула сонная мысль: “А почему бы и не...” И тут внутри у меня словно что-то взорвалось: сразу вспомнилось все, все, что пережил за последнее время... Друзья по Сопротивлению, вчерашний тальянец-заключенный... Кто я им? Кем я стал? Смогу ли завтра посмотреть им в глаза? А кто я агрианам? Чортов дурак, героя космоса из себя возомнил, надо же! В голове всплыл вчерашний план. Все, хватит! Пора действовать!

Наскоро позавтракав и облачившись в амуницию по полной форме (куда входил, между прочим) и комбинезон радиационной защиты), я со взводом солдат вышел в пустыню “на рекогносцировку”.

Пустыня вообще штука не из приятных, но пустыня Седьмой планеты - дело особое. Еще подлетая к этому “небесному” телу, в иллюминатор корабля можно разглядеть, что она занимает, по меньшей мере, девяносто девять сотых поверхности Седьмой. Мы шли и шли, терриконы заброшенных шахт приближались едва заметно, а здания казарм и даже наблюдательная вышка давно уже скрылись за идеально ровным горизонтом. Даже сквозь кондиционер моего офицерского комбинезона пробивалась тончайшая пыль и чувствовалось тяжелое дыхание пустыни. Каково сейчас солдатам, трудно было даже представить. Агриане, однако, демонстрируя недюжинную выдержку, шли, не сбавляя шага.

Меня же мучили угрызения совести. Конечно, будучи на боевом крейсере агриан, под их непрерывным, хоть и ненавязчивым контролем, я вряд ли мог сделать что-либо полезное для дела нашей свободы. Но как я, родившийся и выросший на Тале, мог с такой удручающей легкостью забыть, забыть обо всем, что меня с ней связывает? Ведь еще немного и я, пожалуй, принял бы участие в подавлении агрианами восстания моих соотечественников! “Друзья-агриане”, “славные агрианочки” - ведь именно так я думал все это время о наших поработителях... И если бы не образ отца... Я чуть не предал тебя, отец!

Все познается в сравнении... Вот она - относительность бытия! Пожалуй, агриане, сами по себе, действительно, неплохие ребята... И девушки у них так же умеют ласкать и смущаться... Только вот для нас, тальянцев, все они, все до единого - проклятые угнетатели, ненавистные враги! А мы для них... Что ж, мы для них - варвары, презренные, глупые рабы...

А я... Да, либо - либо: либо ты с нами, либо - против нас! Либо, ты - раб, либо - поработитель, третьего не дано! Так вот, откуда эта проклятая “забывчивость”... Ставши “агрианином” я оказался на месте хозяев, сам превратился в хозяина, и прошлое отодвинулось, стало неразличимым... Стоило, однако, на миг вернуться на прежнее свое место, как вновь проявилось, казалось бы, забытое... Так ведь, это же опять переход одной противоположности в другую, только на этот раз не сами они переходят друг в друга, а я рассматриваю одну с позиций другой, опираясь на другую! Все дело в “точке зрения”, точнее, в точке опоры: если я раб, то против меня - мой поработитель, и при всем моем желании мне не увидеть в нем раба, хотя как люди, мы можем быть и очень похожими... Точно так же, если я сам - угнетатель, то “напротив” - только раб, черты хозяина для меня в нем неразличимы! У монеты - две стороны, но их не увидеть одновременно, если видишь одну, другая сторона - “за горизонотом”, так же как для любого человека его видимое, различимое пространство строго очерчено горизонтом родной планеты (он может при этом отлично знать, что за горизонтом - большая часть планеты, но одно дело знать, совсем другое - видеть). Постой, так ведь, это же означает, что любые две противоположности, любые два взаимообратных оператора разделены, своего рода, “горизонтом”? Похоже, что так... “Стоя на позициях” одного оператора, опираясь на него (используя его в качестве опорного объекта, как говорят, физики) в противоположном ему, обратном операторе мы сможем различить лишь его черты именно как обратного, не более того! Различить, увидеть в нем его тождество, неразличимость этого обратного оператора с нашим опорным мы не сможем именно потому, что тождество (абсолютное, естественно!) и есть именно неразличимость, невидимость! Так вот почему так различны, так обособлены прямые противоположности: их разделяет горизонт! Но, как и полагается горизонту, он лишь условен, реально же противоположности свободно переходят друг в друга, да и мы, при желании можем выбрать в качестве опорного объекта любую из них.

Кстати, подумалось мне, значит любой переход от оператора к его обратному, от одной группы симметрии к другой, высшей, то-есть, нарушение симметрии, связанное, как теперь уже ясно, с формальным умножением на мнимую единицу (оператор дуальности) всегда связан с преодолением конкретного горизонта, с переходом от неразличимости к различимости, от тождества к различию, а, значит - каждый раз, с переходом от случайности к необходимости, закономерности (ведь неразличимость “земель за горизонтом” - всегда обитель неразгаданного, случайного)!

Я взглянул на своих спутников. За время моих размышлений они заметно сдали. Но и громады терриконов приблизились. Я оставил солдат отдыхать и пошел к шахтам один.

Рядом с гигантским конусом террикона шахтная пристройка казалась сооруженной пигмеями. Вблизи, однако, она вдруг обнаружила свою неожиданно большую величину: этажей пятнадцать, никак не меньше. Клеть для спуска в шахту, конечно же, не функционировала, но после получаса упорных поисков мне удалось, наконец, обнаружить наполовину заваленный вход в подземелье.

Спуск вначале был не слишком крутым, затем лестничные пролеты стали попадаться все чаще, и, наконец, скоро взгляд мой уперся в предупредительную надпись на двух языках, агрианском и тальянском. Прямо под ней в каменном полу чернело отверстие. Осторожно ступая, я приблизился к колодцу и посветил фонариком вглубь. Вделанные в стенку металлические скобы бесконечной чередой уходили в бездну и растворялись в блеске пылинок, освещенных лучом фонаря.

Пути назад не было, и я начал опасный спуск, стараясь при этом не смотреть вниз. Левой ногой я нащупывал скобу, пробовал, прочно ли она держит, затем перехватывал руки и, наконец, ставил правую ногу. Затем, все повторялось в точно таком же порядке, опять, все вновь и вновь, до полного одурения. Сколько продолжался спуск, не могу сказать. Чтобы не заснуть, мурлыкал песенки, рассказывал сам себе анекдоты, какие только мог припомнить. И - несколько раз чуть не сорвался, потому что некоторые скобы были выдернуты.

Лестница кончилась так неожиданно, что я вздрогнул, почувствовав под ногой твердую поверхность. Фонарик осветил уходящую вдаль штольню с чернеющими в стенах многочисленными ответвлениями. Время поджимало, надо было двигаться дальше, но силы мои подошли к концу. Я понял это по дрожи в ногах, которая никак не хотела уняться. Пришлось сдаться и я опустился с наслаждением на каменный пол, упершись спиной в стену штольни.

Мысли мои отдохнули (они-то ведь не работали!), однако, куда быстрее, чем тело. Меня давно уж подмывало навести хоть какой-нибудь порядок в своих рассуждениях, в руках появился карандаш и, в свете фонарика листки блокнота стали покрываться математическими значками.

Так, думал я, значит мы выяснили, что каждый шаг в движении материи в переходе ее от неразличимости в различимое состояние, в том числе, движение кванта в пространстве-времени (которое само, впрочем, не более, чем ряд состояний этого кванта) связано с преодолением некоего, каждый раз нового, горизонта. А раз он, этот горизонт, на каждом шаге возникает все вновь и вновь, то в силу неразличимости событий “за линией” горизонта невозможно, даже в принципе, узнать в какой именно фазе, в каком состоянии (фазе рождения, исчезновения, пространственной фазе: лево-право, вверх-вниз и т.п.) “выскочит” квант из-за очередного горизонта. Состояние кванта, таким образом, будет меняться согласно лишь воле случая, и, значит, можно говорить лишь о числе шансов обнаружить квант в том или ином состоянии.

Далее, каждый новый шаг - это всегда умножение на оператор некоторой мнимой единицы, причем, поскольку фазу, состояние кванта невозможно определить заранее, этим оператором может быть любая из известных нам “единиц”: операторы времени i, j, k, операторы пространства s₁,s₂,s₃, или, скажем, оператор перехода между пространством и временем g. Такое “случайное блуждание” кванта можно описать произведением многих таких “единиц” друг на друга, причем последовательность их расположения в таком произведениии, конечно же, должна быть абсолютно случайной. Такой оператор движения кванта будет выглядеть так:

(±s₁)·(±s₃)·j·(±s₂)·k·i·(±s₃)·(±s₂)·i·j·g· ...

Написал выражение, и тут только до меня дошло, что чисто интуитивно я поставил знаки ± только для пространственных измерений, а для временных фаз выбрал лишь положительные знаки! Время знака не меняет, ведь это - всегда переход из неразличимости в различимость, а не наоборот! Течение времени - это необратимое развитие материи и ничто не способно вернуть нас в “начало времени”, хотя бы потому, что вернувшись, мы оставим за собой путь в некоторое число шагов, а значит, состояние, в котором мы оказались, отлично от “самого начала” (именно наличием этих шагов)!

Так, теперь, чтобы подсчитать число шансов для кванта появиться в некотором состоянии, надо сложить (по циклам) все возможные для этого кванта пути прихода в это состояние:

R = (±s₂)·i· ... +(±s₃)·k·j· ... +i·(±s₁)·k·k· ...

Обозначим эту, пока довольно неопределенную сумму циклов, (а это, если вспомнить, будет некоторый бикватернион), значком: R. Но кванту “нужно” не только появиться, но и просуществовать хотя бы некоторое время в данном состоянии, следовательно, как мы уже разобрались ранее, надо просуммировать и все пути исчезновения кванта из этого состояния:

R* = (±s₂)·(-i)· ... +(±s₃)(-k)(-j)· ... +(-i)(±s₁)(-k)(-k)· ...

Исчезновение формально дает обратный знак по отношению к появлению, то-есть, g заменяется на -g , следовательно, формально и i, j , k , также меняют свой знак, поскольку они тесно связаны с g выражениями:

i = gs₁, j = gs₂, k = gs₃. Это не означает обращения времени, ведь точно так же можно поменять наоборот все знаки у s₁, s₂, s₃ , а знаки i, j, k оставить неизменными. Такой “обращенный”, или, как говорят, комплексно сопряженный бикватернион обозначают через R^*, где * - знак сопряжения.

Теперь число шансов для кванта оказаться (просуществовать какое-то время) в данном состоянии (точка пространства-времени) будет просто произведением полученных двух “операторов движения”:

W = RR^*

Поскольку R описывает, например, появление фермиона (или исчезновение бозонного состояния), а R^* - соответственно, исчезновение фермиона (или появление бозона), ясно, что формально они как бы движутся во времени навстречу друг другу, отсюда и изменение знака времени, сопряжение. О таких квантах или “частицах” материи, формально движущихся во времени в противоположных направлениях, можно сказать, что они - античастицы по отношению друг к другу. Скажем, если фермион - “частица”, то бозон - его “античастица” и наоборот. Отсюда, между прочим, следует, что обратив формально направление течения времени в произведении операторов движения, для чего достаточно просто поменять их последовательность в произведении, получим вместо шансов на существование фермиона шансы на обнаружение бозона:

W¹ = R^*R

Ну, все это, конечно, чудесно, только как же, в самом деле, подсчитать шансы кванта оказаться в том или ином месте? Не суммировать же, действительно, все бесконечно разнообразные варианты его движения? Ведь их, должно быть, просто невероятно много...

Надо было идти, и я с трудом поднялся. Где же, наконец, эти восставшие, почему они до сих пор не появляются? Должны же быть у них какие-то караульные, что ли... Неужели в этой шахте их вообще нет? Но ведь тогда все, все - зря? Обследовать хотя бы еще одну шахту я сегодня уже не успею... Да, такого развития событий я явно не предусмотрел... Дурак! - в сердцах обругал я сам себя: на, вот тебе, получай “переговоры со штабом восставших”.

И вдруг - резкий удар по руке, державшей фонарик, звон разбитого стекла, и в навалившейся тьме - множество крепких рук, схвативших меня со всех сторон... Господи, ну зачем же так руки-то выворачивать!.. Это они, они! - торжествующе звенела мысль.

Не прошло и минуты - и вот меня, связанного уже ведут по гулким штольням. В слабом свете факелов лица людей трудно различимы, то и дело слышны пароли и отзывы на них, произносимые вполголоса, почти шепотом. Да, караульные здесь есть, и много! С дисциплиной у них тут, видать, все впорядке, все как по воинскому уставу, все по правилам, как полагается...

Полагается? А кем, собственно, полагается? Законы дисциплины и правила, из них вытекающие, одинаковы, что на Агре, что на Тале, что здесь, на Седьмой, в этой “подземной армии”. Только эти правила, устав, выполняемый неукоснительно, и делают армию армией, а не базарным сборищем, где каждый делает, что хочет!

Правила, правила... А почему бы не отыскать те правила, те законы, которым подчиняется движение квантов? Такие правила в математике называются уравнениями, значит, надо установить “уравнения движения” квантов! Очевидно, из-за случайности в их поведении, это будут уравнения для вероятности или, что то же, для числа шансов, и, зная способ решения таких уравнений, можно обойтись без суммирования по всем “неисповедимым путям квантовым”. Действительно, раз мы понимаем, как движутся кванты, что мешает нам вывести уравнения их движения, уравнения “волн материи”, тесно связанных со случайностью...

Наш путь по подземным коридорам закончился маленькой комнатой, сравнительно неплохо освещенной, куда меня втолкнули, захлопнув тут же за мной толстую дощатую дверь. В комнате, за импровизированным столом из перевернутого корабельного ящика для снарядов сидели три смертельно усталых человека.

А через полчаса я уже скучал в одиночном “номере”, куда меня заперли в ожидании, пока сообщенные мною сведения не будут подтверждены разведкой. Только бы они мне поверили, только бы поверили! В этом - их спасение, спасение всего движения заключенных... Придет время, и они вольют свои силы в наше Сопротивление, а пока... Нет, пока еще рано, слишком рано, нет у нас еще главного оружия... Нельзя давать агрианам возможности обезглавить движение, потопить в крови... Только бы они поверили!

Как бы то ни было, я сделал уже все, что мог, и дальнейшие события от меня не зависели. Единственное, что мне было сейчас доступно, это думать, думать и еще раз думать, приближая тем самым время нашей победы.

Так, нам нужны уравнения... Когда речь идет о сложных явлениях, обычно используют дифференциальные уравнения, то-есть, уравнения с дифференциалами, операторами бесконечно малых. Дифференциал, как уже удалось выяснить, является одной из “частей” оператора бесконечной величины, или другими словами, сам этот оператор, взятый в одной из своих фаз (оператор - всегда некоторый процесс!). А какой же именно фазе оператора числа мог соответствовать оператор-дифференциал, когда симметрия между конечным и бесконечным еще не была нарушена, когда, следовательно, бесконечное невозможно было отличить от конечного? Вспоминая фазы процесса-оператора числа, видим, что до той поры, пока бесконечное неотличимо от конечного, бесконечно малое так же неотделимо от просто малого, от “ограниченно малого”, значит - от оператора “числовой единицы”, одиночного кванта! Именно этот одиночный квант, то-есть, одиночный скачок (ведь квант - всего лишь оператор скачка) и превращается в бесконечно малый скачок, стоит лишь оператор просто “многого” раздуть в оператор “абсолютно многого”, то-есть, в бесконечно большую величину. Абсолютизация возникает просто от резкости противопоставления, от слишком резкого перехода от абсолютной симметрии, тождества, к столь же абсолютной ассиметрии, различию... Но ведь это значит, что одиночный квант, становясь “бесконечно малой”, дифференциалом, не так уж сильно меняется! Он, пожалуй, остается тем же самым квантом, скачком, только из-за появления во Вселенной еще и чисто числовых различий, нами абсолютизируемых, он теперь представляется в виде абсолютно малой, бесконечно малой величины!

Так, но ведь, если кванты в конечном числе и в бесконечном числе одинаковы, то, значит, для числа шансов все равно, происходит ли скачок, то-есть, квант, в обычной форме одиночного кванта, либо в форме дифференциала! Кажется, это путь к выводу уравнения, ведь тут речь идет именно о связи дифференциалов с конечными числами...

Предположим, для начала, что число шансов для кванта по явиться в некотором состоянии (точке пространства) дается некоторым бикватернионом R (как он получен, неважно, он - неизвестная величина). Поскольку сам этот бикватернион есть просто сумма различных скачков (через все возможные состояния), то добавление еще одного скачка, скажем, в направлении (с фазой) is₃ , запишется элементарно: умножением числа шансов на оператор скачка в этом направлении:

R · gs₃

Теперь надо тот же самый скачок выразить другим способом, с использованием оператора дифференциалла... Дифференциалы в математике обычно используют при изучении функций, может быть, имеет смысл представить наше конечное число шансов в виде некоторой функции? Так, разберемся: функцией обычно называют однозначное соответствие (то-есть, переход, функция значит - вид оператора!) числовых значений одного множества (значения аргумента) значениям из другого множества (значения самой функции). Надо думать, число шансов оказаться в каком-либо одном определенном состоянии для кванта величина вполне однозначная, значит, это число - действительно, функция состояния. Имя каждого из состояний - некоторое число, бикватернион, “ломаный радиус-вектор” в пространстве-времени. Это число-вектор, фактически, определяет, насколько далеко (по числу циклов) удалено состояние от некоторого фиксированного, принятого за начальное (начало системы координат). Числа циклов “вдоль” каждого из пространственно-временных направлений (базисных векторов: s₁, s₂, s₃, i, j и т.п., то-есть, циклов, считаемых, начиная с конкретных “столбиков”, циклов с конкретными фазами), как раз и называются координатами точки пространства-времени (состояния, события). Значит, можно сказать, что число шансов или вероятность для кванта очутиться в данной точке есть функция координат в пространстве-времени!

Дифференциал этой функции, то-есть, ее скачок, изменение ее при переходе скачка в соседнее состояние (соседнюю точку в пространстве-времени) запишется просто: dR. Если, скажем, скачок происходит в чисто временном направлении (которое можно рассмотреть в обобщенном виде, с фазой, в которой совмещены все три “направления” времени:

s₀ = i·j·(-k) = 1), то выражение для дифференциала можно, используя дифференциалы аргумента, записать так:

dR = dR / (dt/dt) = (dR/dt)dt . Но, dR/dt - это отношение бесконечно малых, в математике его принято называть производной от функции R по одной из координат (поскольку все другие координаты здесь не затрагиваются, такая производная обычно называется частной производной ¶ и обозначается: ¶R/¶t ).

Правила вычисления производных от функций нам известны из курса математики, что же касается имеющегося в полученном выражении дифференциала аргумента (временной координаты), то он ведь как раз и есть тот самый одиночный квант, скачок! Таким образом, вместо значка дифференциала аргумента можно с полным на то правом поставить выражение для одиночного (конечного) скачка во времени! То, что мы здесь взяли цикл сразу по трем “измерениям времени”, говорит лишь об отсутствии необходимости учитывать отдельно фазы рождения, жизни, исчезновения. Вполне достаточно просто считать “циклы жизней” кванта, то-есть, использовать “обобщенное время”. Теперь выражение для скачка функции (ее дифференциал) выглядит так:

dR = (¶R/¶t)dt = (¶R/¶t)s₀ = (¶R/¶t) (s₀ = 1)

Это выражение описывает то же самое изменение числа шансов, что и полученное другим способом: Rgs₃

Что же остается? Остается лишь приравнять их на бумаге, раз они и без того уже совпадают в действительности:

s₀(¶R/¶R) = Rgs₃

Ур-ра! Дифференциальное уравнение, которому подчиняются “случайные волны” материи, уравнение движения квантов получено! Правда, совсем неясно, как его решать... Ну, ничего, теперь - держись Агра вместе со всеми своими агрианами!

За дверью моего “карцера” послышались возбужденные голоса, шум шагов, затем скрежет ключа в ржавом замке и мне объявили, что я свободен. Под усиленной охраной меня проводили к выходу из шахты и усадили в клеть подъемника, который, как оказалось, был вполне работоспособен, просто управлялся он теперь не с поверхности, а из самой шахты. Попрощались со мной вполне дружелюбно, но, сколько я не спрашивал, приняты ли мои предложения командованию, ответа так и не удалось получить.

На поверхности уже царила глубокая тьма, проколотая лишь редкими звездами. Бивуак своего взвода я, однако, нашел довольно быстро по красному огоньку, зажженному капралом на антене переносной рации. Солдаты были уже готовы выступить, и через несколько часов, когда уже занимался рассвет, мы вошли в расположение нашего полка.

ГЛАВА 15

В ОБЪЯТИЯХ “ЧЕРНОГО КАРЛИКА”

Наутро гарнизон был поднят по тревоге. Солдаты сбегались на плац, на ходу застегивая противопылевые комбинезоны. Мне было приказано находиться на борту вертолета. Как только я занял свое кресло, летчик запустил двигатель, геликоптер резко взял вверх и вбок и понесся над пустыней. И вдруг я увидел, что мы летим в направлении, противоположном тому, куда войска должны были наступать: серые громады терриконов удалялись!

- Вас приказано срочно доставить в космопорт! - прокричал летчик, заметив мое недоумение. Его голос с трудом пробивался сквозь шум двигателя. На мой вопрос о причине столь срочного вызова летчик лишь пожал плечами: “не информирован”. Несомненно, что-то случилось, но что?

Воздушная машина плюхнулась на выщербленные плиты космопорта в двух метрах от трапа корабля, а из распахнутого настежь люка крейсера мне уже махали руками мои старые знакомые. Как только массивная броня захлопнулась за моей спиной, была подана команда на старт, и мне пришлось запастись терпением и ждать, ждать все долгие часы разгона, пока перегрузки вжимали нас в кресла, ждать окончания сложных маневров корабля, выходившего на оптимальную траекторию...

Но вот, наконец, долгожданная невесомость! Не успел я отстегнуть ремни, как из динамиков раздался суровый голос капитана: “Внимание всем членам команды! Крейсер вышел на траекторию полета к спецстанции “Дубль-Гамма”, вне плоскости эклиптики. Три часа назад на станции зарегистрирован мощный выброс гравитационного поля. Станция на позывные не отвечает”.

“Дубль-Гамма”! Так вот, куда мы летим! Экспериментальная космическая лаборатория в непосредственной близости от “таинственного “черного карлика”, “звездной могилы”, обнаруженной не так давно агрианскими учеными в окрестностях нашей звездной системя! Сверхсекретный объект, где лучшие умы Агры проводят эксперименты по управлению гравитацией! Спасибо, Корр, ты достаточно просветил меня на этот счет! Впрочем, деталей об экспериментах этой лаборатории не знал не только Корр, но и наш капитан... И вот теперь...

А что же с мятежниками, я чуть не забыл о них? Обратившись к капитану, я к своему огромному удовольствию узнал, что за эти часы подписано перемирие.

- Сухопутные крабы страшно недовольны, но деваться им некуда! - усмехнулся капитан, - эти мятежники, как выяснилось, не такие дураки! Они раскопали заброшенные штольни прямо под расположением основных гарнизонов и пригрозили взорвать их вместе со штабами и казармами, если не будут приняты их условия!

Сердце мое ликовало. Это был, конечно, блеф чистейшей воды, никаких “заброшенных штолен” не существовало и в помине, но это было именно то, чего так боялись агриане! Именно этими “штабными” страхами и поделился со мной полковник на инструктаже!

Итак, впереди “Дубль-Гамма”! Тайны гравитации! А что это такое, собственно, - гравитация? “Притяжение массивных тел в пространстве” - так ее определяют в учебниках, насколько я помню. Так, но что же такое масса, да, наконец, что это за явление - “притяжение”? Может ли что-нибудь “притянуть” к себе квант? Разберемся внимательно.

Квант, как мы выяснили, движется случайным образом. Если какая-то “область” в пространстве является для этого кванта “притягивающей”, значит, у кванта больше шансов попасть именно в эту область, нежели в какую другую. Просто “больше” шансов, а у других - “меньше”... Но ведь это те самые различия чисел шансов, которые возникают “сами по себе”, благодаря их собственному случайному движению квантов (шансов)! Значит и “области притяжения” образуются вполне “самостоятельно”, а раз возникнув, стремятся увеличиться, ведь, чем больше “в них” шансов, тем больше и вероятность попадания в них очередного кванта. А шансов, в свою очередь, тем больше, чем больше “в этой области” квантов! “Притяжение” области тем больше, чем больше в ней квантов, значит “мера силы притяжения”, “гравитационная масса” притягивающей области есть просто число квантов, находящееся в этой области, другой характеристики этой области ведь просто еще не существует! Вот это да! Масса - это число квантов! Один квант, значит, как ему и полагается, имеет массу, равную единице...

Любопытно, что к появлению массы и явлению притяжения, гравитации, приводит то самое нарушение симметрии (рождение различий чисел), которое вызывает и отклонение значений скоростей квантов от единой фундаментальной скорости! Это должно выглядеть так, будто квант, двигающийся со скоростью, отличной от фундаментальной, приобретает некоторую массу, то-есть, сам становится “притягивающей областью”... Впрочем, чем же еще, если не притяжением, действующим между квантами, объяснишь появившиеся с нарушением тождественности чисел изменения их скоростей: ведь одни из квантов при этом ускоряются, другие - замедляются! Тем же самым, очевидно, можно объяснить и изменения направлений скоростей этих квантов, поскольку ясно, что проявившиеся различия чисел обязательно приведят, в частности, к относительным различиям чисел квантов в тех или иных пространственно-временных фазах (что как раз и означает различие направлений скоростей!),

Так, но ведь само различие, различие чисел вообще возникло лишь из-за нарушения когерентности, дисциплины в движении квантов... Значит, стоит нам восстановить былую когерентность движения, заставить все кванты “шагать в ногу”, и масса их станет неразличимой, исчезнет, и все они двинутся “единым фронтом” с единой же фундаментальной скоростью, наибольшей из возможных в природе! Вот он - принцип движения в необъятных просторах Космоса!

Как же уничтожить количественные, числовые различия? Впрочем, сначала надо как следует разобраться в процессах, сопровождающих их появление... В этом - ключ к настоящему пониманию и явления гравитации, к ее законам, уравнениям. У нас же все пока находится на стадии лишь абсолютных количественных различий, типа: конечное-бесконечное...

В дверь кубрика постучали. Я поднялся с койки и рывком распахнул дверь на себя. На пороге стояла Мирра. Великая Агра, будто сто лет прошло! Как она изменилась! Хотя, пожалуй, изменился-то как раз я сам... Теперь я при все желании никак не мог понять, что мне так нравилось в этой надменной агрианке, я мечтал избавить себя от ее присутствия, и ум мой судорожно искал предлог для этого. Прошло, однако, не менее получаса, прежде чем мне удалось выпроводить ее за дверь. При этом она, как мне показалось, здорово обиделась, ну, да теперь наплевать!

Я опять собрался с мыслями. Значит, пока мы выяснили, как происходит переход от конечных чисел к бесконечным. Затем, очевидно, идет обратный процесс, описываемый оператором перехода от бесконечной величины к конечной, как говорят в математике, процесс “перехода к конечному пределу”. Таким образом, опять получается цикл, единица сосответствующей группы симметрии, возвращение назад. От конечного числа шли к конечному числу и пришли, как и полагается для единицы группы. Так ведь именно с единицы группы, с тождества, с безразличия и начинаются все различия! Да, завершив цикл “конечное-бесконечное-конечное” мы приходим опять к конечному числу, но, поскольку симметрия, выражаемая единицей группы всегда нарушается самой же этой единицей, это новое конечное число отнюдь не обязано совпадать с тем числом, с которого мы начинали цикл! Раз оно не совпадает, значит, либо больше, либо меньше первоначального, но это уже не прежние абсолютные “больше-меньше”, которые были, по сути, “бесконечно больше” и “бесконечно меньше”. Нет, это новые, обратные первым операторы ограниченного, конечного увеличения и уменьшения, операторы числового отношения, конечной числовой взаимосвязи двух чисел, такой, скажем, как отношение, выражаемое умножением или делением одного числа на другое. Кстати, поскольку цикл, единица группы, выражающая это конечное отношение, может начинаться как с фазы “конечное”, так и с фазы “бесконечное”, отношение, оставаясь само по себе конечным, может быть отношением как конечных чисел, так и бесконечных, скажем, отношением двух дифференциалов... А такое отношение - это то, что математики называют производной. Значит право на существование производная получает только на этом этапе развития Вселенной!

Время за размышлениями текло незаметно, мысли мои брели извилистыми путями, кружили, замыкались в циклы, циклы стали повторяться все чаще, сливаясь в монотонное повторение все одного и того же. Когерентность мышления нарастала, переходя в полную неразличимость, и я мирно заснул, прислонившись к теплой стенке, где проходили трубы отопления.

Шли дни, однообразные будни космического полета, когда команда мается от безделья и не знает, чем заполнить свободное от вахт время. Я со своими размышлениями постепенно превратился в настоящего затворника и лишь изредка выходил в кают-компанию перекинуться словом со случайным собеседником, да поглазеть на “черный карлик”, размеры которого на экранах росли день ото дня. До него все еще было далеко, но мощная оптика и совершенная электроника творили чудеса: “карлик” выглядел просто гигантом, заслонившим звезды в значительном секторе обзора. Не был карлик и черным, цвет его, скорее, смахивал на бурый, или грязно-фиолетовый, в общем, довольно трудноопределимый. Все же поверхность этого космического тела была довольно темной, лишь изредка ее прорезали сполохи гигантских электрических разрядов, да иногда возникало что-то похожее на наши полярные сияния. Молнии и сияния освещали мертвенным светом мрачную картину пузырящейся и завивающейся в фиолетовые вихри поверхности “звезды”. Где-то там, на низкой орбите, в непосредственной близости от этих “врат в преисподнюю” - станция Дубль-Гамма”...

Мне надо по-настоящему разобраться с отношениями чисел, и, пока время еще терпело, я погрузился в формулы. Пусть, например, у кванта имеется определенное количество шансов оказаться в некоторой точке пространства (это количество можно подсчитать, суммируя шансы по всем возможным путям или, решив уравнение движения) в данный момент времени. При этом квант может быть в одной из различных пространственных фаз, то-есть, может оказаться как бы различно ориентированным в пространстве. Поразмыслив, я понял, что поскольку фаза определяется одним из реперных (базисных) векторов: s₁, s₂, s₃ , речь идет, скорее, об ориентации, то-есть, направлении вектора скорости кванта. Если скорость равна нулю, то-есть, мы имеем дело лишь с фермионной фазой движения, с простым течением времени, не переходящем в пространство, логично, как мы уже делали, воспользоваться обобщенной фазой времени, обобщенным базисным вектором s₀, включающим в себя все три временные фазы: s₀ = i·j·(-k) = 1. Использование такого обобщенного вектора соответствует нашей всеобщей практике отсчета времени по циклическим повторяющимся, но вполне законченным процессам (скажем, тиканью часов) без различия, без выделения отдельных фаз каждого из этих процессов (кому надо различать начало, конец и “середину” отдельного “тиканья”!). Теперь, если считать, что у кванта имеется свое количество шансов оказаться в любой из этих фаз, общее количество таких шансов (с выделением отдельных фаз) можно выразить суммой, то-есть, определенным бикватернионом, коэффициенты (вещественные) которого у каждого из реперных векторов имеют смысл количества шансов для кванта оказаться в состоянии, обозначаемом эти вектором. Построив с помощью этих базисных векторов, как мы однажды уже делали, систему координат, где по осям теперь откладываем не числа скачков кванта в направлении (с фазой) данной оси (базисного вектора), а числа шансов для кванта очутиться в состоянии с данной фазой, мы получим, что наш бикватернион выглядит в этой системе как “ломаный вектор” (подобный полученному прежде “ломаному радиусу-вектору”), Наклон этого вектора к оси времени (тангенс угла наклона), как и прежде, имеет смысл скорости кванта, но теперь, поскольку речь идет не о реальном движении, а лишь о шансах на него, это, очевидно, просто наиболее вероятная из всех возможных (движение кванта случайно!) скорость кванта. Кстати, если использовать вместо шансов полностью равноценное понятие вероятности, чаще используемое математиками, то число шансов вдоль каждого базисного вектора надо разделить на общее число шансов по всем направлениям (что совпадает, очевидно, с “длиной” ломаного вектора), изображающего наш бикватернион). Тогда “проекции” вектора на оси координат станут выражаться дробными числами, а “длина” самого вектора будет равна единице (что соответсвует стопроцентной вероятности для кванта оказаться хотя бы в одном из возможных состояний).

Ага, ясно, значит, оператор количества шансов W = RR^* (или Rs₀R^* , поскольку s₀ =1), будучи кватернионом, отображает не только общее число шансов для кванта оказаться в некоторой точке пространства-времени, но и шансы его иметь в этой точке ту или иную фазу, то-есть, ту или иную скорость движения. При этом, если шансы очутиться в одном месте равны шансам оказаться в любом другом, то оператор Rs₀R^* описывает лишь изменения от точки к точке наиболее вероятной скорости кванта, то-есть, его ускорения и замедления! Если же, напротив, сама скорость неизменна, то он отражает простые вариации числа шансов (или числа самих квантов, если их много). Формально, такой оператор можно было бы записать как rV , где: r - вероятность (число шансов) очутиться в некоторой точке, а `V - векторная (кватернионная) скорость кванта в этой точке.

Постой-ка, а что же делать при дифференциальном описании хода событий, когда каждый из квантов изображается бесконечно малой величиной - дифференциалом? Тогда ведь и само число шансов окажется бесконечно малым? Ха, да пусть так, лишь бы это самое число оставалось конечным для конечной же области пространства! Ведь в такой области бесконечно много малых точек и при суммировании (точнее, интегрировании) обе эти бесконечности погасят друг друга! Это просто два противоположных способа описания одного и того же, конечные или бесконечно малые кванты - суть-то все равно одна!

Взвыли сирены, нервным багровым светом замигали сигнальные приборы. Корабль входил в сферу влияния “черного карлика”.

ГЛАВА 16.

“ДУБЛЬ-ГАММА”

Через несколько часов маневрирования, наш крейсер вышел на орбиту, близкую к орбите исследовательской станции. Швартовать корабль к самой станции капитан не решился, сигналов с нее попрежнему не поступало. Дальше должны были идти только двое - столько вмещал патрульный катер, имевшийся на борту нашего крейсера.

Добровольцев на первый выход вызвалось всего двое - я, да еще один парень из десантников, так что выбора у капитана не было. Тщательно проверив скафандры и вооружившись бластерами, да захватив на всякий случай радиационные щупы, мы протиснулись в тесную кабину катера. Капитан дал сигнал, раскрылись створки люка грузового отсека, и наш катер, выброшенный электромагнитной катапультой из чрева родного крейсера, воспарил над океаном гигантских разрядов, прорезавших клубы фиолетового тумана от горизонта до горизонта. Зрелище было великолепное и мрачное.

Скоро показалась и станция. Вначале она была лишь маленькой точкой, сверкавшей в блеске многочисленных молний, но уже через полчаса стала видна во всех подробностях. Это было великолепное сооружение значительных размеров и, глядя на него, я вновь и вновь восхищался размахом технической мысли агриан. Всмотревшись пристальнее в абрис станции, я неожиданно для себя отметил какую-то странную непропорциональность в ее облике, как раз в той стороне, к которой мы медленно приближались, облетая станцию по кругу. Еще через мгновение я понял в чем дело: с этой стороны часть станции была срезана начисто, словно ножом!

Подлетев ближе, мы увидели устройство станции словно в разрезе: сплетения труб, кабелей, гигантские механизмы, приборы... Самое удивительное, что многие из них все еще работали: вращались маховички, перемигивались экраны...

Можно было бы проникнуть внутрь через этот гигантский “разрез”, но в станции кое-где мог сохраниться кислород и недопустимо было выпускать его остатки, открывая наглухо задраенные люки. К счастью, после непродолжительных поисков нам удалось обнаружить вполне сохранившийся вход, оборудованный шлюзовой камерой. Автоматика сработала превосходно, вспыхнули лампы, осветив расходящиеся в стороны коридоры, отделанные под ценные породы дерева. Воздух на станции был.

Никто нас не встретил, и мы решили разойтись в противоположных направлениях, чтобы увеличить шансы на спасение тех, кто мог здесь еще оставаться. Десантник решительно повернул в сторону, обратную той, где проходил “разрез”, и мне не оставалось ничего другого, как направиться к этой трагической “черте”, откуда уже никому не возвратиться...

Продвигался вперед я довольно медленно, приходилось осматривать многочисленные помещения, причем все люки были задраены наглухо, и я был вынужден долго и нудно откручивать туго затянутые штурвальчики. Все на станции выглядело так, будто люди только что вышли и сейчас вернуться: вот незастеленная койка с раскрытой книгой на подушке, ночник еще горит; вот столик, накрытый на двоих, в бокалах вино, а в вазочке не увядшие цветы. ... Дальше пошли отсеки, почти целиком заполненные какими-то приборами, различными установками... Людей нигде не было видно.

Неожиданно коридор кончился, и я уперся в бронированную дверь с самосветящейся надписью: “СТРОГО СЕКРЕТНО! Вход только по пропускам!” Вблизи большого штурвала для задраивания виднелось небольшое окошечко с цифрами, а под ним - несколько маленьких рифленных колесиков. Замок с шифром! “Все, дальше хода нет”, - подумал я с удивившим меня самого облегчением и, скорее для собственного оправдания, чем с действительным желанием, крутанул штурвал. К моему великому изумлению, дверь открылась без малейшего усилия с моей стороны: она, единственная из всех, вообще не была задраена!

За ней оказалась другая, столь же массивная - эта вообще была приоткрыта... С оглушительно бьющимся сердцем и сознанием, что разгадка здесь, где-то близко, я рванул дверь на себя... В небольшой проходной комнате, за столом, заваленным книгами, в конусе света настольной лампы, обхватив голову руками, сидел человек.

Я даже не пытался окликнуть его: каким-то внутренним чутьем я понял, что он мертв. Смерть застигла его мгновенно, но откуда же она пришла? Следов крови не было видно. Пытаясь проникнуть в тайну его смерти, я невольно бросил взгляд на толстую тетрадь, ту самую, куда вперил свой застывший взгляд мертвец. Какие-то схемы, формулы, короткие строчки записей... С трудом освободив тетрадь из-под локтей закостеневшего трупа, прочитал на обложке: “Дубль-Гамма. Дневник экспериментов”. Еще не вполне понимая, что делаю, оглядевшись, как вор, по сторонам, запрятал тетрадь во внутренний карман комбинезона, для чего пришлось даже расстегнуть скафандр. Окинув взглядом книги на столе, рассовал по другим карманам несколько томиков “Теории гравитации” - разберусь на досуге, до чего докатились эти агрианцы!

Пора было, однако, идти дальше, и я распахнул следующую дверь и.... сердце рванулось в бешеном беге, застучало молотком в ушах: полтора метра коридора выводили в никуда, обрывались в ничто. За последней дверью был космос, открытое пространство с его бездонной чернотой и блеском бесчисленных звезд... Я вышел на “разрез”!

Судорожным движением я ощупал себя - скафандр был расстегнут, даже шлем в спешке я откинул назад... Смерть! Там безвоздушное пространство! И тут я услышал смех, странный, ироничный, хриплый... Великий Абсолют, это смеялся я сам! Воздух был, я дышал им полной грудью, он почему-то и не думал улетучиваться в разверстую пасть космоса...

Инстинктивно вытянув радиационный щуп перед собой, я двинулся к “разрезу”... Бр-р! Щуп уткнулся во что-то упругое и скольское... уткнулся в пустоту! Так вот какой Космос на ощупь... Индикатор щупа тлел ровным алым светом: радиация в пределах нормы... Я ткнул щупом чуть сильнее - “пустота”, слегка пружиня, подалась, и щуп ушел в нее наполовину... “ушел” - не то слово, часть щупа, погруженная в это жуткое “нечто” так напоминавшее пустоту Космоса, просто исчезла, испарилась, будто ее и не было! Я рванул щуп назад, но “ЭТО” не отпустило, только лампочка индикатора вспыхнула чуть ярче... Щуп можно было двигать только вперед, силы Космоса не выпускали того, что они считали принадлежащим себе по праву...

Я отпустил щуп - он так и остался висеть, наполовину уйдя в “пустоту”. Приглядевшись, я увидел, что постепенно он погружается все глубже и глубже... Страшная мысль мелькнула в голове, и я пригнулся, стараясь разглядеть стену коридора, обрывавшуюся, нет, скорее, “погруженную” в пустоту. Сомнений не было: “ЭТО” наступало и довольно быстро, с каждой секундой Космос заглатывал по нескольку миллиметров... Меня начал бить озноб. Так вот, что случилось на станции... Что-то мне все это напоминало... Понял что: болото! Станцию медленно, но неотвратимо засасывала неведомая трясина Космоса...

Хотелось бежать, мчаться, сломя голову, от этой неизвестной даже агрианской науке опасности, но пришлось взять себя в руки и еще долгих два часа скитаться по станции, осматривая многочисленные жилые и лабораторные отсеки, ставшие усыпальницей для сотен людей, населявших “Дубль-Гамма”. Два часа - столько, по моим подсчетам, требовалось, чтобы следующая экспедиция с корабля уже не обнаружила маленькой комнаты с заваленными книгами письменным столом...

Все эти приключения на “Дубль-Гамме” так меня измотали, что, прибыв на корабль, я едва ли не ползком добрался до койки в своей каюте, думая. наконец, отдохнуть. Но не тут-то было! Стоило мне бухнуться в постель, как перед глазами, словно наяву встали бесконечные коридоры станции, они все тянулись и тянулись без конца... Сна не было. И вновь возник все тот же вопрос: чем же занимались, какие эксперименты ставили агриане на этой сверхсекретной станции, который именно из них привел ее к трагической гибели?

Гравитация, таинственная космическая сила, как много ты еще скрываешь от людей, какую обильную смертную жатву ты собираешь... Но ведь я уже нащупал пути к раскрытия тайны, нашел то нарушение симметрии, что привело к появлению массы и всемирного тяготения тел! Необходимо всего лишь сформулировать уравнение, которым подчиняется гравитация!

Так, так, очередное нарушение симметрии при развитии Вселенной привело к конечным числовым различиям, к различиям между дифференциалами, в том числе! Хм, различные в количественном смысле дифференциалы - это различные кванты... Но кванты-то, как раз, должны быть совершенно одинаковы! Хотя, пожалуй, так оно и есть, различия у квантов появляются теперь чисто количественные, “устроены” же они попрежнему, все на один манер! Ну, теперь, раз даже соседние кванты могут описываться различными операторами-дифференциалами (или, что то же, различными базисными векторами s_i, g_i), то изменение, скачок любой функции (ее дифференциал dR ) при переходе (превращении) одного кванта в соседний обязано включать в себя не только изменение самой этой функции, как если бы базисные векторы оставались неизменными, но и изменение самих базисных векторов, описывающее изменения в скорости квантов, то есть, действие гравитации.

... Немного поразмыслив над тем, что следовало бы снабдить операторы специальными значками-“крышечками”, если уж вести изложение строго, я решил опустить их для всех операторов, подразумевая, что они как бы есть...

Действительно, любой кватернион R можно разложить по базису:

R = Rⁱg_i , откуда сразу становится очевидным, что R изменяется как при изменениях Rⁱ (то есть, проекций кватерниона на базисные векторы, или, как еще говорят, его компонентов), так и при изменениях gi. Как уже давно стало ясно, сдвиг на один скачок всегда есть умножение функции R на некоторый кватернион (гиперкомплексное число). Одну часть этого числа, связанную просто с изменениями самой функции, без изменения базиса, нам уже известно как вычислять, это простой дифференциал функции, выражающийся через производную:

dR = gi¶Rⁱ/¶x_i

(где базисные векторы считаются неизменными и не дифференцируются!). Другая часть числа, связанная с изменениями базиса и, значит, с дифференцированием базисных векторов, нам неизвестна, и я решил обозначить ее через Aⁱ , где Aⁱ - набор из четырех кватернионов, описывающей силы гравитации. Теперь, очевидно, общее изменение (или, используя агрианское название, которое я узнал позже, ковариантный дифференциал D) функции R можно записать в виде:

DR = (g_i¶/¶x_i)R+g_iAⁱR ,

где индексами обозначены номера базисных векторов и координаты, по которым производится сдвиг (дифференцирование). В агрианской физике часто используют запись типа:

g_iÑⁱR = g_i(¶/¶x_i+Aⁱ)R,

а оператор g_iÑⁱ (произносится “набла”) называют оператором ковариантной производной.

Ух! Ну, теперь уже запросто можно записать давно знакомый цикл движения кванта, ведь операторы скачка с учетом гравитации формально получены... Вспоминая, что все g_i - это операторы перехода пространство-время (бозон-фермион), цикл завершается умножением на обратные операторы - минус g_i (фермион-бозон). А в операторах, описывающих скачок функций, это запишется просто:( g_iÑⁱ) (~g_jÑ^j), где тильда ~ означает замену знака у всех g_i.

Так, ну цикл-то мы записали, а что дальше? Ведь кватернионы, которые, кстати, называют коэффициентами связности пространства-времени (они, ведь, связывают квант с соседом силами гравитации), нам попрежнему неизвестны... Я еще раз вгляделся в полученные формулы...

И вдруг, как током ударило: ведь все эти наши операторы сдвига, скачка, - это операторы дуальности, перехода пространство-время и обратно! Тут впрямую должна себя проявить дуальная симметрия! Нельзя ли ее использовать для вывода уравнений гравитаций? Ну, конечно же, раз у нас через ковариантные производные записан цикл “туда-обратно” дуальных переходов, то ситуация никак не может измениться при повторении этих циклов, то-есть, при умножении сначала на g, а потом на (-g)! Только надо не забыть про то, что g не коммутируют со всеми входящими в выражения величинами, поэтому наш “дуально-антидуальный” цикл надо умножить на g слева, а на ( -g ) - уже справа!.

Довольный донельзя, я “поставил точку”, воткнув карандаш в бумагу как копье и, не встретив сопротивления, он проткнул листок... , а вместе с ним и тонкую ткань подушки! Свои вычисления я, оказывается, вел, не вылезая из кровати....

Итак, уравнения гравитации или, по крайней мере, что-то весьма и весьма на них похожее, есть просто равенство:

g(g_iÑⁱ)(~g_jÑ^j)(-g) = (g_iÑⁱ)(~g_iÑⁱ)

т.е., неизменность цикла движения кванта в гравитационном “поле” при “дуально-антидуальном” преобразовании симметрии. Постой, но ведь все базисные векторы, в том числе и g изменяются от “точки к точке”, то-есть, от скачка к скачку, как же можно здесь использовать неизменную g ? Ну и ну...

Впрочем, видно мне сегодня везло. Не прошло и получаса, как я понял, что все рассуждения остаются справедливыми и при изменении g от скачка к скачку, что, конечно же, имеет место. Просто-напросто, дело в том, что мы совершаем дуально-антидуальное преобразование не над произвольным циклом, а лишь над самым первым, начальным! Поскольку сам этот цикл при этом никак не меняется, не могут от такой операции измениться и все последующие! Если причина остается неизменной, то сохраняются в точности и все следствия!

Через несколько недель, с трудом продравшись через дебри формул гравитационной физики агрианского учебника, я установил, что именно условие сохранения величины, совпадающей с выведенным мной циклом при дуально-антидуальном преобразовании симметрии, принято агрианскими учеными за основу теории гравитации... Итак, наши знания сравнялись! Но наш путь оказался значительно, несравненно короче! Кстати, кватернион с индексами, который входит в наши уравнения:

R^ij = ÑⁱÑ^j - Ñ^jÑⁱ = ¶A^j/¶x_i - ¶Aⁱ/¶x_j + AⁱA^j - A^jAⁱ

У агриан называется тензором кривизны пространства-времени.

ГЛАВА 17.

ВОЗВРАЩЕНИЕ В БУДУЩЕЕ

Через несколько часов возвратилась вторая группа, посланная на “Дубль-Гамму”. Все наши доводы подтверждены, никого из персонала станции обнаружить не удалось - к моему огромному облегчению: все-таки, время я рассчитал верно! Готовились ребята из третьей группы, но тут неожиданно пришел приказ из штаба: “Станцию “Дубль-Гамма” немедленно уничтожить”. Видимо, там опасались, что неведомая сила может выйти из-под контроля окончательно.

Капитан, зачитывая нам вслух приказ Главного штаба, и не пытался скрыть радости. Довольна была и команда: каждому было не по себе рядом с этой космической трясиной. По боевой тревоге мы заняли свои места согласно уставу. Крейсер разворачивался, закладывая глубокий вираж. Я прильнул к иллюминатору.

Много можно было ожидать от залпа всех лазерных орудий главного калибра, ведь никогда еще не видел я всей мощи оружия, которым владели агриане. И все же от увиденного мною холодная дрожь пробежала по телу...

Громадный корабль вздрогнул, как в предсмертной судороге, и исследовательская станция, размером с крупный город, снабженная многочисленными системами повышенной защиты, вспыхнула слепящим факелом, превратилась в фиолетовое облако, величественно расплывавшееся на фоне равнодушных звезд.

Я не мог оторвать взора от феерического и страшного зрелища. И вдруг... Вдруг началось нечто невообразимое... Расширение гигантского облака замедлилось, затем прекратилось совсем... Оно, медленно вращаясь, начало сжиматься, принимая вид исполинской воронки, какого-то жуткого смерча, и эта воронка, этот смерч стягивался мало-помалу туда, где раньше была станция!

Резкий голос капитана из динамиков ворвался прямо в уши: “Всем, всем, всем! Всем службам! Тревога! Только что отмечено самопроизвольное смещение координат! Нас затягивает гравитационное торнадо! Занять противоперегрузочные кресла!”

Взревели включенные на форсаж двигатели, навалилась такая перегрузка, что временами сознание отключалось... Корабль отчаянно боролся с чудовищем, вырвавшимся на свободу...

Так продолжалось долго, очень долго, я уже давно потерял счет времени. Наконец, динамики тихо, почти шепотом, прохрипели отбой. Смещение координат прекратилось. Чудовище, сожрав станцию, или, точнее, то, что от нее осталось, казалось, насытилось... Ушло ли оно, однако, в глубины пространства, нырнуло ли “под горизонт” или, затаившись, подстерегает теперь неосторожных? Никто не рискнул бы сам проверить. Все же, когда мы были уже на безопасном (казалось!) расстоянии, был послан автоматический зонд, который пересек область взрыва и никаких отклонений от среднего гравитационного фона не обнаружил.

Корабль возвращался. Возвращался на Талу, родную планету, которую я так давно покинул! Приказом Главного штаба всей команде был дан двухнедельный отпуск.

Радость переполняла меня, хлестала через край. Наконец-то, я увижу друзей, товарищей по Сопротивлению и никогда, никогда больше не покину тебя, Тала! У меня есть, что подарить тебе в знак моей преданности! Теперь, вооружившись уравнениями, мы не будем слепы в наших экспериментах! Да, да, уравнениями! Уравнениями... А какие же, собственно, решения имеют эти самые уравнения? Как же это я? Позор-то какой!.. Немедленно за вычисления!

Так, ну что касается уравнения движения квантов, то самым общим решением, наверное, будет тот самый кватернион: сумма всех шансов на появление (исчезновение), вычисленная по всем возможным (случайно выбираемым) путям: R. Этот кватернион мы как раз использовали для вывода самих уравнений. Попробуем найти решение попроще. Главным в движении кванта, как сейчас помню, была случайность, “свобода выбора” места следующего “явления кванта народу”... Ага, ну раз это так, то почему бы кванту, совершенно случайно не выбрать много-много раз подряд один и тот же тип скачка, скажем, тот, что получается умножением на gs₃ = k? Такое поведение, правда, кажется уж слишком невероятным, но ведь не невозможным? Такое движение будет изображаться следующей цепочкой операторов: k·k·k· ... = gs₃·gs₃·gs₃· ...

Где-то я такие цепочки уже видел... Но где? Господи, да это же элементарная функция из школьного учебника - экспонента, столь любимая математиками! Только здесь аргумент, переменная этой функции принимает лишь целые значения, да еще не стоит забывать, что такая экспонента куда более абстрактна, чем ее школьные родственники! Так, теперь, пользуясь известными из курса математики формулами для экспоненциальной функции, имеем для нашей цепочки следующее выражение: gs₃·gs₃· ... = exp[gs₃t] = e^gs3t = cost + gs₃sint

Здесь t/2p - целое число, “дискретное время”, просто число скачков-циклов. Дифференцирование этой функции, как мы теперь понимаем - это просто сдвиг, добавление еще одного скачка к уже имеющимся, то-есть, просто умножение экспоненты на gs₃ (умножение слева, то-есть, “оттуда” же, откуда - слева - берется и производная: не стоит забывать, что результат умножения кватернионов зависит от их порядка в произведении! Кстати, и экспонента, в которой стоят цепочкой кватернионы, зависит от их порядка и называется, как я узнал позднее, упорядоченной экспонентой!). Математические правила дифференцирования говорят то же самое, производная от экспоненты:

(¶¤¶t) (exp[gs₃t]) = gs₃ exp[gs₃t].

Но раз так, наша простая функция-экспонента, очевидно, является решением уравнения движения, удовлетворяет этому уравнению:

s₀ ¶R/¶t = Rgs₃ , R = exp[gs₃t]

Впрочем, а как же могло быть иначе, от чего шли, к тому и пришли... Ну, а если скачки случайно совершаются все время в “сторону”: gs₁ = i , то-есть, имеется такая цепочка - экспонента:

gs₁* gs₁* gs₁* ... = exp[gs₁t]

Поколдовав немного над кватернионами, я довольно быстро разобрался, что в этом случае, решением уравнения должна быть уже не сама экспонента, а экспонента, умноженная на V: Vgs₃V* = gs₁, VV* = 1.

Действительно, подставляя такую функцию, получим:

s₀(¶/¶t) (exp[gs₁t]V = gs₁(exp[gs₁t]V = e^gs1tVgs₃VV* = e^gs1tVgs₃

То-есть, уравнение удовлетворено, это - решение!

Совершенно аналогично решением для скачков в сторону gs₂ будет V¢ :

V¢gs₃V¢*= gs₂ и так далее!

Вспомнив, что множитель gs₃ в правой части уравнения был выбран совершенно произвольно в соответствии с произвольностью направления очередного скачка, я понемногу осознал, что смысл дополнительных множителей, возникающих у экспонент-решений, заключается просто в том, чтобы перевести, трансформировать или, как говорят в геометрии, “повернуть” вектор gs₃, стоящий в уравнении (связанный с нашим произвольным выбором) в вектор, связанный с “выбором” направления, что производится “самим” квантом, то-есть, в вектор: gs₁, или gs₂ и т.п., совпадающим с направлением движения кванта. Теперь, разобравшись с экспонентами, я уже быстро догадался, что дополнительный множитель в общем виде можно также записать в виде экспоненты, где аргументом является уже не время, а некоторая величина j , подбираемая как раз так, чтобы полученное решение удовлетворяло уравнению, то-есть, чтобы вектор gs₃ превратился в вектор gs₁ , входящий в цепочку скачков, описывающую самое движение:

V = exp[gbj], где: b = b^as_a, a =1,2,3; b²=1

Тут мне вдруг пришло в голову, что, поставив в уравнении производную лишь по времени t, я сильно “урезал” реальную ситуацию, правильнее было бы, как и есть в действительности, оставить функции R возможность изменяться (то-есть, кванту сдвигаться) в любом направлении. Значит вместо производной по одному лишь времени надо в уравнении записать производные по всем координатам, таким, какими мы их видим, так сказать, из “лаборатории”, в том числе и по “лабораторному” времени (ведь квант движется, а движение, как мы уже видели, приводит к “изменению скорости течения времени”, число протекших квантов времени различно для самого кванта и для наблюдателя в лаборатории!). Таким образом, производная по времени, стоявшая в уравнении, очевидно, есть производная по собственному времени кванта, то есть, по тому числу циклов, что “считает” сам квант, теперь же, вводя производные по всем “лабораторным” координатам, мы получим уравнение в виде:

g⁰gⁱ¶R/¶xⁱ = Rgs₃; i=1,2,3,4.

Впрочем, конечно же, это то же самое уравнение, просто обобщенное на случай, когда мы не сидим на скачущем кванте “верхом”! Вспомнив то, что я когда-то проделывал при рассмотрении различных скоростей движения квантов (и наблюдателей) и геометрическую теорему Пифагора, я после некоторых размышлений получил выражение для собственного времени t через лабораторные координаты (отрезки пути и времени) и того, что я назвал “4-скоростью”:

Vⁱ = (xⁱ/tⁱ)(dxⁱ/dt)

(это просто отношение числа циклов пространства и времени, подсчитанных в лаборатории, к числу циклов собственного времени кванта-величина, весьма близкая к обычной скорости, если она мала по сравнению с фундаментальной):

t = (xⁱx_i)^1/2 = Vⁱx_i

Теперь экспонента может быть записана так:

R = exp[gs₁Vⁱx_i]V.

А производная такой экспоненты по всем координатам:

g₀g_i¶R/¶x_i = Vⁱg₀g_igs₁exp[gs₁Vⁱx_i]V.

Сразу видно, что такая экспонента решением нашего уравнения не является... А что если ввести еще один множитель, по типу первого дополнительного множителя, так, чтобы превратить, трансформировать

“-скорость кванта относительно наблюдателя, случайно “выбираемую” самим квантом, в скорость кванта “относительно самого себя”, то-есть, в чистое собственное время t (течет лишь время, пространственное же положение “себя относительно себя” не меняется)? Оказалось, что это вполне возможно, дополнительный множитель получился в виде:

U = exp[dy], d=d^as_a, a=1,2,3; d² =1

где величина y выбирается из условия, чтобы: U^*Vⁱs_iU=s₀=1

Ф-фу-у! Итак, простейшее решение мы можем теперь записать в виде:

R = Uexp[gs₁Vⁱx_i]V, где: UU^*=1; VV^*=1.

Да, чуть не забыл, если наш квант притягивающий и сам находится в гравитационном поле, то, очевидно, обычные производные надо в уравнении просто заменить на ковариантные (чтобы учесть не только изменения самой функции R при скачке, но и базисных реперов):

g₀g_i¶¤ ¶x_i ® g₀g_iÑⁱ;

g₀g_iÑⁱR = Rgs₃.

Так, так, ну, а если движется не простой квант единичной массы, а частица, включающая в себя сразу несколько квантов? Ха, так это совсем просто. Раз они движутся все вместе, как одно целое, то сдвиг на один цикл, на один скачок для всей частицы может означать лишь скачок ровно на то число скачков-квантов, что “содержатся” в нашей частице, то-есть, счет собственного времени ведется не единицами, а целыми группами по нескольку квантов. Как уже теперь ясно, число квантов в одной частице - это гравитационнная масса этой частицы. Обозначая это число квантов или массу через m , получим уравнение движения для такой частицы:

s_iÑⁱR = mRgs₃ где: i - 1,2,3,4.

Как и следовало ожидать, такое уравнение имеет решение в виде цепочек-экспонент, в которых счет собственного времени также идет группами по m циклов (квантов) в каждой:

R = Uexp[gs₁mVⁱx_i]V.

Окрыленный успехами я принялся за уравнения гравитации, но сколько ни старался, простых решений получить не удалось. Вконец измученный, я заснул лишь под утро.

... Потянулись однообразные, серые будни полета. В часы, свободные от вахт, запершись в своей каюте, я упорно пытался проникнуть в тайны агрианской науки. В том, что касалось учебника по гравитации, я довольно-таки преуспел, хотя многое из того, что там было пропечатано, мне уже давно стало очевидным. Нашлись там и разнообразные решения уравнений гравитационного поля, почти все очень громоздкие и сложные для анализа. (Такие решения, обладающие, как и сами уравнения дуально-антидуальной симметрии, и описывающие некоторые частицы, обладающие гравитационной массой, были названы инстантонами и монополями). Думаю, специалисты на Тале лучше меня разберутся в математических нагромождениях, сам же я попрежнему был твердо убежден, что можно и нужно найти более простые и убедительные подходы ко всем этим вопросам.

Впрочем, убеждения убеждениями, а все же нащупать такие пути мне тогда и не посчастливилось... С тетрадкой погибшего агрианина дело обстояло еще хуже: записи, за исключением некоторых, чисто личных, были сплошь зашифрованы. Одна надежда на дешифровщиков из фронта.

Дни складывались в недели, недели - в месяцы, но вот, наконец, настал тот самый, долгожданный день возвращения. Наш крейсер, безукоризненно выполнив посадочный маневр с выходом на промежуточную орбиту, приземлился на одном из провинциальных космодромов (столичный космопорт, по какой-то причине, не принимал).

Проштемпелевав у старпома “увольнение на берег” сроком в две недели, я сбежал по трапу на бетонные плиты взлетно-посадочной и с наслаждением углубился в узкие, глухие улочки городка, такие родные и знакомые, хотя, если мне память не изменяет, я никогда здесь раньше не бывал.

Я шел наугад, бесцельно бродил по бульварам и скверикам, как вдруг, когда первый восторг встречи с родной планетой начал утихать и я, наконец, стал понемногу различать окружающее, заметил, что за мною следят.

Через несколько переулков это уже не вызывало никаких сомнений: человек в невзрачном пальто неотступно следовал за мной... Судя по выправке это был переодетый гвардеец. Я побежал - за мной послышался топот, учащенное дыхание, затем, выбрав безлюдный тупичок, завернул и резко остановился, прижавшись к стене. Расчет оказался верным: через мгновение в тупичок ворвался и гвардеец, оказавшись под холодно поблескивавшим дулом моего бластера (с оружием агрианам запрещалось расставаться даже ночью).

- Кто Вы, и что Вам от меня нужно? - резко начал я.

И тут рослый гвардеец, “гордость нации”, с размаху бросился передо мной на колени, умоляюще взметнув руки: “Ради святой Агры, не стреляйте! Не убивайте меня, мой господин!”

Дулом бластера я сделал знак, что готов его выслушать. Сбиваясь и еще не отдышавшись после быстрого бега, он проговорил: “Госпожа просила передать Вам, что Вы в опасности! Агриане знают теперь, кто вы...”

Напрягая глаза в быстро сгущающихся сумерках, я вглядывался в своего “пленника”. Неужели, тот самый гвардеец?.. Да, точно, он!

Переведя, наконец, дух, он продолжил уже спокойнее: “В ходе очередной реинвентаризации состава Вооруженных сил какому-то чиновнику вздумалось сличить Ваши данные с данными о погибших членов экипажа... Вообще-то такая процедура обязательна, но прежде Вас спасло случайное портретное сходство - Вам везло до поры до времени... Ну, а электронную технику идентификации личности не обманешь, это всем известно! Так что, как только проверили, так и увидели... Вас уже наверняка ищут”.

- Что же делать? - спросил я, почему-то совершенно не волнуясь.

- Вам надо скрыться, исчезнуть. В этом пакете - он протянул мне сверток - гражданская одежда и документы. В форме Вас сразу схватят. Ваш самолет вылетает через два часа, вот билет. Здесь Вы были по служебной командировке... Да уберите же, наконец, свой проклятый бластер!

Таким вот образом, я в мгновение ока превратился в удачливого биржевого дельца, схватившего крупный куш на одной из афер (соответствующий счет в банке на мое имя существовал вполне реально) и использующего задания разных фирм, связанные с разъездами, для обделывания своих делишек. Мне была снята столичная квартирка в районе для состоятельных (Диана и об этом позаботилась!), где, по иронии судьбы, моими соседями - дверь в дверь - оказались Мари, которую я вскоре полюбил, и ее отец - доктор Шув, активный деятель Сопротивления.

ГЛАВА 18.

НАКАНУНЕ

То время было, пожалуй, самым счастливым во всей моей жизни. Любовь, неожиданно и сильно вспыхнувшая и согревавшая душу неугасимым пламенем, Мари, такая простая и, в то же время, такая непохожая на всех: ни гордости и самовлюбленности Дианы, ни холодной утонченности агрианок - непосредственная и преданная как сама наша родная планета, Мари вошла в мое сердце и осталась в нем навсегда. Друзья, верные мои товарищи по оружию, плечом к плечу поднявшиеся против деспотии и, наконец, работа. Работа отчаянная, до безумия смелая, напряженная исследовательская работа, ночные бессонницы и рискованные эксперименты... Этого не забыть никогда.

Поверили мне тогда не сразу: слишком уж долго я пробыл у агриан. Долго проверяли, испытывали... Зато уж когда удалось расшифровать дневник экспериментов “Дубль-Гамма”, да получить основные следствия раскрытых в мучительных размышлениях теоретических закономерностей... Когда основные эксперименты агриан удалось повторить в подпольных лабораториях... Да, вот тогда значение полученных сведений было оценено вполне. Передо мной раскрылись двери засекреченных исследовательских центров, я увидел экспериментальные установки, запрятанные глубоко под землю, прошел цехами многочисленных оружейных заводов, замаскированных в руинах разбомбленных городов... Работа кипела. Весь гений народа Талы был поставлен на службу делу свободы.

Так продолжалось около года. И много, очень много удалось достичь. Казалось, цель уже близка, как вдруг случилось непредвиденное.

Однажды наша группа (в которую входили старые мои друзья Тис и Кос, да еще несколько товарищей) возвращалась поздно ночью из исследовательского центра, где проводился очередной грандиозный гравитационно-квантовый эксперимент. Все мы не спали уже несколько суток и мечтали об отдыхе. Давно уже скрылись за холмами руины города, под которым самоотверженным трудом сотен рядовых Сопротивления был создан этот не имеющий аналога в истории храм конспиративной науки. Раскачиваясь на заднем сиденье открытого армейского вездеходика, я, помнится, думал о Тисе, в чью спину (он как раз вел машину) упирался взглядом. Старина Тис! Светлая ты голова! Где бы мы были сейчас с нашими исследованиями, если бы не твои смелые идеи! И правда, ведь именно Тис открыл в моих теоретических построениях страшное противоречие, которое бог знает куда могло нас завести...

Да, да, помнится, в привезенной мной из космоса картине Вселенной все начиналось с БЕЗРАЗЛИЧИЯ, с НИЧТО, с АБСОЛЮТНОГО НИЧТО. Но ведь оператор АБСОЛЮТНОСТИ имеет и обратный себе оператор (как и все другие операторы), это оператор ОТНОСИТЕЛЬНОСТИ. Более того, и именно на это обратил внимание Тис, эти операторы поначалу даже не отличены друг от друга, едины, то-есть, наше НИЧТО не только абсолютно, но и относительно! Но относительное ничто - это уже не совсем ничто, это относительность его - относительность именно по отношению к тем, кто рассматривает это ничто как именно НИЧТО, значит, по отношению к нам, нам самим! Относительность ничто как раз и означает, что по отношению к коме-то другому, это самое НИЧТО вовсе не НИЧТО, а что-то совсем другое (значит, НЕЧТО!). Значит, дело-то просто в нашем полном НЕЗНАНИИ того предмета, той вещи, с которой мы начали наше исследование! Именно так, ведь, дело и обстояло в случае с нашей Вселенной в самом начале ее существования! НИЧТО - это не столько действительное НИЧТО, сколько просто ОТСУТСТВИЕ ЗНАНИЙ, с которого стартует любое познание!

Отсюда, между прочим, следовал и тот замечательный вывод (и сделал его не кто-нибудь, а именно Тис!), что ВСЕ рассуждения и ВСЮ оперативную математику, развитую мною для случая развития Вселенной, МОЖНО С ПОЛНЫМ ПРАВОМ применять и для изучения устройства и развития, движения ЛЮБОГО ДРУГОГО ПРОЦЕССА, ЯВЛЕНИЯ ПРИРОДЫ, и даже ПСИХИКИ, МЫШЛЕНИЯ, всего, что вообще науке подвластно! Именно этому выводу мы обязаны тем поистине гигантским скачком, что был сделан в наших исследованиях.

Между прочим, в кратчайшие сроки были построены и теории всех других, отличных от гравитационного, фундаментальных квантовых полей, благодаря которым взаимодействуют друг с другом и столь разнообразны так называемые элементарные частицы. Суть подхода заключена просто в том, чтобы за “абсолютный нуль”, “ничто”, за точку отсчета, о которой начинается исследование, принять не материю, лишенную различий (первичная Вселенная), а уже сформированный, гравитационно взаимодействующий квант. Тогда все то, что разворачивалось во Вселенной, теперь произойдет (с соответствующими поправками, разумеется!) ВНУТРИ КВАНТА - ВСЕЛЕННОЙ! Появится ВНУТРЕННЕЕ ВРЕМЯ и ВНУТРЕННЕЕ ПРОСТРАНСТВО КВАНТА, и как оказывается, именно они и присущие им (локальные) симметрии (дуальная и пр.) ответственны за такие фундаментальные силовые поля как электромагнитное (одно измерение ), слабое (два измерения) и сильное (все измерения). Связь между пространством-временем нашей Вселенной и внутренним пространством-временем элементарных частиц задается очень любопытным оператором: если соединить все полученные нами операторы-процессы в единую цепь, этакий СВЕРХ оператор, то суть этого процесса заключается в переходе от качественных различий в материи (рождение, смерть, изменение, покой и т.п.) к количественным различиям (одно, много, число...), то-есть, в переходе от КАЧЕСТВА к КОЛИЧЕСТВУ (это можно назвать оператором квантования, деления на кванты), который, естественно, переходит в свой обратный процесс: от КОЛИЧЕСТВА к КАЧЕСТВУ, образуя, таким образом, цикл. Однако и эта симметрия нарушает сама себя, приводя к новым, отличным от первичного КАЧЕСТВАМ. Именно эти новые качества или, иначе говоря, СВОЙСТВА квантов и образуют их внутреннее пространство-время. (Очевидно, это именно те свойства-качества, что ответственны за рождение-существование-смерть кванта, его распад и слияние многих квантов в один).

Так размышлял я , и мысли мои текли спокойно, сознание периодически отключалось и лишь прыжки вездехода на ухабах не давали окончательно заснуть.

Как вдруг слепящие потоки света обрушились откуда-то сверху, и машина дернулась - Тис, отчаянно вертя баранку, ударил по тормозам, затем газанул, пытаясь вырваться из круга света. “Сдавайтесь, вы окружены!!!” - громовой голос рванул по перепонкам, уши отозвались резкой болью... Кос, сидевший рядом, схватил меня за рукав, перевалил через борт в густую траву. От удара о твердую, иссохшуюся землю помутилось в голове. Но руки и ноги уже работали, выполняя подсознательные приказы чувства самосохранения: десятки часов физической подготовки не прошли даром, я быстро полз сквозь степную растительность и скоро выскользнул из-под луча, вырывавшегося из прожектора, зависшего над нами геликоптера. Неужели спасен!?

Впереди послышалось бряцание оружия, тихая ругань. Гвардейцы? Я быстро пополз в другом направлении. Опять голоса, явственно слышен топот кованых каблуков. Неужели цепь?.. Голоса приближались. Пришлось отползти. Потом еще. И еще... Наконец, так вот, пятясь, мы столкнулись с Косом... А вот и остальные... “Голос с неба” не обманул. Мы были окружены густой цепью врагов. Пришлось отступать к вездеходу - хоть и на виду у врага, но все же там мы были защищены его легкой броней и рассчитывали недаром отдать свои жизни. Все произошло, однако, куда быстрее, чем мы могли предположить. Последовала короткая команда к атаке, и гвардейцы, не сгибаясь под шквалом огня, который мы обрушили на них под прикрытием броневой защиты, бросились на нас. Им видно было приказано не стрелять, кому-то мы нужны были живые...

Через несколько минут все было кончено. Горы трупов вокруг, и мы, связанные и брошенные ничком в траву, ожидаем своей участи.

И вот, после нескольких недель допросов, измученные изуверскими пытками, мы отправлены по космическому этапу. Пересыльные тюрьмы на планетах и астероидах, побои и тычки конвоиров (их корпус формировался из разжалованных гвардейцев), нестерпимые перегрузки в бронированных трюмах транспорта - “летающих застенков” - вжимающие тебя в голый металлический пол... И - конечная цель “путешествия”: зловещая Седьмая планета... Вот и я - один из твоих “бессмертных”...

Агриане очень рациональны: поняв, что им от нас ничего не добиться, они предложили нам выбор: быстрая смерть под лучом бластера или медленная - на рудниках. Впрочем, не такая уж медленная, как оказалось: агриане постарались-таки избавиться от нас максимально быстрым из оставшихся способов. С первых же дней мы были определены на выработки с повышенным содержанием урана в руде. Последствия не замедлили сказаться - изнурительная работа, отвратительное месиво, которое здесь заменяло пищу, многочисленные болезни, в том числе, заразные, которые никто и не думал лечить, наконец, сверхвысокий уровень радиации, сделали свое дело: одни из моих друзей уже погибли, другие - умирали. Тис погиб одним из первых, попав под управлявшуюся роботом тачку с пустой породой, Кос был распределен на другую шахту, и я так и не узнал, какую принял он смерть. Мне же судьба уготовила смерть мучительную: схватив большую дозу радиации в одном из забоев (где, как говорили, шла даже самопроизвольная медленная цепная ядерная реакция), я заболел лучевой болезнью в тяжелой форме и был отправлен на спецастероид, где кончали свои дни все “бессмертные”.

Спецастероид представлял из себя, по сути, гигантский завод по переработке трупов. О, агриане и здесь оставались на высоте “гуманизма”! Они не убивали, нет, здесь все умирали “своей смертью”... Запертые в камеры-одиночки, обреченные, смертельно больные люди ожидали своего последнего часа, лежа на металлических кушетках, которые по сигналу электронных следящих систем, под чьим бдительным оком денно и нощно находились заключенные, мгновенно превращались в “гробы” - транспортировочную тару, в которой “сырье”, опять же с помощью автоматических погрузчиков, поступало на “переработку”. Тела умерших расчленялись, отделялось все, с точки зрения агриан, “ценное”: волосы, кожа, жир (если он оставался), кости шли на сувениры (завод по их выпуску располагался тут же), то же, что оставалось, сжигалось в высокотемпературном крематории. Сей гигантский полностью автоматизированный завод представлял, повидимому, предмет особой гордости агриан, во всяком случае, все цехи и все этапы переработки демонстрировались каждому новоприбывшему. (Тут был, очевидно, и тот смысл, что при таком способе показа всякая утечка информации была исключена - даже агрианский, весьма немногочисленный персонал составляли бессрочно ссыльные).

Я был обречен и успел уже привыкнуть к этой мысли. Но вот с чем я никак не мог примириться, так это с тем, что несмотря на все наши успехи, цель еще не была достигнута: космическое превосходство Агры попрежнему оставалось несомненным... Мысли о том, что мы не доделали, что не учли, не додумали, мучали меня, не отпуская ни на минуту, и как только проходил очередной приступ тошноты я вновь и вновь искал подходов к принципиально новым способам движения в космосе, благо обстановка камеры-одиночки весьма к этому располагала.

Основная идея стала ясной еще с того памятного кораблекрушения на астероиде, с которого и начались мои космические скитания. Необходимо достичь, хотя бы частично, в ограниченной области пространства того первичного, высокой степени когерентности состояния материи, когда все кванты настолько похожи друг на друга, что движутся с одной и той же (или почти одной и той же) фундаментальной скоростью, наибольшей из всех возможных. Стирается и различие между фермионами и бозонами, то-есть, между полем и веществом. Нами было установлено, что в силу высокой степени неразличимости, недифференцированности такого состояния материи, особенно возрастает роль случая: движение сгустка такой материи практически непредсказуемо. И все же, как это ни удивительно, таким движением можно управлять, но это доступно лишь человеку с его способностью использовать все возникающие случайности для достижения конкретных целей! Случайность, произвольность движения как раз и служит основой для свободы, произвольного управления системой, осуществляемой человеком. Случайность, произвол, подчиняясь сознанию (точнее, используясь им), становится свободой движения! Конечно, для такого управления человек должен быть вооружен высокоинтеллектуальной электроникой. Но самое, пожалуй, главное, что, поскольку переход к неразличимости всегда есть уход “под некоторый горизонт”, то-есть, в “ненаблюдаемое” или почти ненаблюдаемое состояние, воздействовать на него “снаружи” невозможно, им можно управлять лишь “изнутри”. Иными словами, человек вместе со своей электронной управляющей системой должен сам нырнуть “под горизонт”, раствориться в неразличимости когерентной материи!

Логично спросить: а не будет ли это уничтожением самого человека? Оказывается, нет. Структура человека и его функционирование сохраняются в волнах когерентной материи так же, как сохраняется и при необходимости может быть воспроизведено оптическое объемное изображение предмета в световых когерентных волнах, излучаемых лазером (этот эффект служит основой голографии). Наличие такого изображения, “зашифрованного”, растворенного в волнах материи слегка нарушит ее когерентность, что уменьшит длину скачка в пространстве, но ни в коем случае не устранит эффекта как такового! На жизненных же функциях человека этот “нырок” при условии соблюдения некоторых несущественных ограничений, вообще никак не отразится.

Моему старому другу детства Косу принадлежит идея так называемого “индуцированного” перехода квантов материи в подобное высокогерентное состояние. По сути, это новая жизнь очень старой идеи, той, что была в незапамятные времена использована при создании лазеров: неразличимость есть, собственно, процесс устранения различий, в силу чего, скажем, слаборазличимые бозоны (такие, как кванты света - фотоны и пр.) имеют сильную тенденцию к стиранию различий, тем более сильную, чем больше бозонов уже стерло всякие различия, что приводит к прогрессирующему, взравному накоплению одинаковых бозонов, “бозонной конденсации”, стимулирующей даже появление новых бозонов, их рождение, излучение. Точно так же, наличие значительного “количества” (о “количестве” здесь можно говорить лишь условно) материи высокой степени когерентности обязано вызывать прогрессивный переход всей окружающей материи в неразличенное состояние (то-есть, “индуцировать”, вовлекать ее в движение с фундаментальной скоростью!). Здесь Кос предложил также использовать и принцип резонирования (в свое время примененный в лазерах), то-есть, возврата, отражения улетающих бозонов в объем, где происходит их накопление, рождение. В качестве возвращающих “зеркал” на первичном этапе усиления когерентности можно применить, скажем, нейтронный квантовый кристалл, где каждый нейтрон будет лишь слегка отражать волну материи, но, поскольку, таких нейтронов может быть громадное количество, волна отразится практически полностью (важно лишь, чтобы отраженные волны всегда оказывались в фазе, “шли в ногу” с основной волной).

Материя в состоянии подобной высокой когерентности, неразличимости, собственно говоря, уже не содержит ни фермионов, ни бозонов, более того, она, фактически, вообще не квантована, точнее, представляет из себя один гигантский квант, движущийся по квантовым же законам (то-есть, случайно, с фундаментальной скоростью, оказавшейся равной скорости света!) и могущий управляться лишь изнутри, свободной волей человека, вставшей на замену случая. Здесь нет ни поля, ни вещества, и, если бы об индуцировании перехода в подобное неразличенное состояние еще можно говорить с полной ясностью, то о каком таком резонаторе, “отражении” и т.п. могла здесь идти речь, оставалось абсолютно непонятным... В этом-то и состояла основная загвоздка, поскольку сохранить разбегающуюся с фундаментальной скоростью материю сколь-нибудь долго с целью вызвать индуцированный переход, - это без резонирования казалось просто невозможным...

Размышления, в который уже раз были прерваны очередным приступом тошноты. Мутилось в голове, я с трудом удерживал себя на грани сознания. Однако, когда приступ прошел, разгадка тайны была уже найдена.

Не нужно никакого резонатора! Материя в состоянии неразличимости фармионов и бозонов есть неразличимость притяжения и отталкивания, притяжения и отражения! Такая материя - сама себе резонатор, сама волна сама себя и отражает, возвращает себя в саму себя!!! Нейтронный кристалл сам будет и волной материи и резонатором. Всякие там отдельные резонаторы необходимы нам лишь на промежуточном этапе!

Бурная радость победы, ликование моментально захлестнула волна отчаяния: поздно, слишком поздно пришла разгадка! К чему она мне, обреченному на смерть, здесь, в чреве астероида-крематория! Тошнота вновь подступила к горлу... Смерть? Да и на что мне теперь жизнь?.. Сознание уходило вместе с жизнью...

Я потерял сознание, но как ни странно, видел сон. Казалось мне, что я опять на старой своей квартире и вокруг меня друзья, и моя Мари и милейший доктор Шув... Все они суетятся, пытаются мне втолковать что-то... Но я устал, я знаю, что смерть моя пришла, я ничего уже не хочу, я улыбаюсь им в последний раз... А они все никак не отстают, боже, как я устал! Да уйдите же все, дайте человеку помереть спокойно! И вдруг, как сквозь плотный туман, до меня доносится шепот: Милый, ради меня, ради нашей любви, не уходи! Поверь, ты на родной Тале, ты должен верить, ради всего святого, ради нашей родины, ради любви, верь, верь мне... ВЕРЬ МНЕ!!! И вдруг, неожиданно для себя, я поверил, поверил этой нелепости, этому сну, этому бреду... Мне стало легко и я забылся, заснул как наигравшийся за день ребенок...

................................................................................

Сознание возвращалось медленно. Все застилал сплошной туман какого-то неопределенного цвета. Если бы меня спросили, черный туман или белый, я и тут затруднился бы найти верный ответ...

................................................................................

У меня возникло ощущение, что я присутствую при рождении Вселенной. Да что там, я сам и был эта Вселенная... Имя которой - Росс, Росс Игл...

................................................................................

Да, да - именно с этого все и началось, с этого самого состояния - с БЕЗРАЗЛИЧИЯ...

................................................................................

Когда сознание вернулось окончательно, сон обернулся самой настоящей, упоительно сладостной явью... Я лежал в белоснежной постели, окруженный любящими меня людьми. Как это могло произойти? Очень скоро я узнал ответ.

Друзья мои не теряли времени даром. Сидя в той камере-одиночке на астероиде смерти, я недооценил их... Принцип саморезонирования когерентной материи был открыт почти сразу после нашего ареста, более того, успешно прошел испытания первый “квантолет”! Его планировали использовать в операции по спасению узников Спец-астероида. В штабе Сопротивления, однако, стало известно о моем критическом состоянии, когда испытания еще не были завершены. Тогда решили пойти на риск и провели решающий эксперимент по проверке идеи одного талантливого физика. Он предложил перемещать в пространстве не макротела значительной массы, а лишь небольшие сгустки энергии, что уже было многократно осуществлено в экспериментах. Суть же идеи заключалась в том, чтобы с помощью этой энергии и обеспечить те незначительные перестройки в структурах человеческих организмов и мозга, что отличают одного человека от другого, то-есть, не перемещать, скажем, людей через космос, а лишь произвести “обмен структурами”, взаимно перестроить организмы людей, находящихся “по разные стороны”, скажем, на разных планетах. Когерентная материя как будто специально создана для этой цели, но требуется максимальное сходство организмов, и, как ни удивительно, внутренняя настройка, согласие человека на такую переброску. Именно это последнее чуть не сорвало с таким трудом организованный эксперимент: мое нежелание жить в тот критический момент смогла перебороть лишь любовь...

Итак, один из наших товарищей сейчас “отбывает мой срок” в камере спецастероида... Впрочем, он абсолютно здоров, и, значит, там ему, кроме скуки ничего не угрожает. Меня тоже подлечили, и мы спешно готовимся к массовому подпольному выпуску боевых моделей “квантолетов”.

Наша свобода не за горами!